Состоявшаяся процедура сняла напряжение пожилого человека. Причем особенное облегчение доставило ему отсутствие прессы. Свои фотографии в газетах он обычно встречал только в разделах уголовной хроники.
Моррис Панов, доктор медицины, был ужасно вспыльчивым человеком, но всегда старался контролировать свое состояние, так как его вспыльчивость не приводила ни к чему хорошему ни в отношении пациентов, не в других жизненных ситуациях. Но теперь, сидя за столом в своем кабинете, он с трудом мог обуздать свои эмоции. Он не имел от Дэвида Вебба совершенно никаких известий. Он должен был знать, что происходит с ним, и он должен был поговорить с ним. В противном случае существовала угроза того, что происходящее сведет к нулю всю тринадцатилетнюю терапию. Неужели они не понимают этого?
Естественно, не понимают. Они имеют другие приоритеты, и их не беспокоят проблемы, выходящие за рамки их компетенции. Поврежденный рассудок так неустойчив и хрупок, подвержен вероятности регресса и падения в ужасы прошлого, и это может полностью стереть тонкий поверхностный слой настоящего. Он не может допустить, чтобы с Дэвидом случилось подобное! Этот человек находится так близко к тому, что можно было бы назвать нормальной личностью (хотя есть ли они — «нормальные люди» в этом свихнувшемся мире). Сейчас Дэвид прекрасно исполняет роль университетского профессора. И с каждым годом роль мирного преподавателя все больше и больше срастается с ним, становиться им самим. Но все это может быть уничтожено одним единственным актом насилия, а ведь насилие является стилем жизни Джейсона Борна. Будь оно все проклято!
Чтобы повредить Дэвиду, достаточно одного его присутствия в Вашингтоне. Панов уже охрип, объясняя Конклину всю возможную опасность ситуации. Ответ Алекса был однозначен: «Мы не можем остановить его. Мы не в силах. Самое большое, на что мы сейчас способны, это следить за его действиями, по возможности прикрывая его». Хотелось бы верить, что «они» не будут ограничивать себя в средствах, если необходимость защиты появится в самом деле.
Его собственный офис охранялся на совесть. Стража из Управления стояла внизу в холле и на крыше, безмолвная и готовая к действию, похожая на живые машины. Для Дэвида было бы лучше всего, если бы ретировался и укрылся у себя на островах, предоставив возможность охотится на Шакала профессионалам. Панов внезапно поймал себя на мысли, что профессионала более высокого класса, чем сам Джейсон Борн, пожалуй и нет.
Размышления психиатра были прерваны телефонным звонком. Ему было не велено снимать трубку до тех пор, пока не поступит сигнал о том, что охранная аппаратура полностью задействована. Все входящие звонки отслеживались сканнером, после чего опознавался абонент, и Панова ставили в известность о его имени и цели звонка.
Интерком на столе доктора загудел. Он поспешно нажал на консоли клавишу ответа.
— Да?
— Линия чистая, сэр, — сказал агент, отвечающий за безопасность телефонных переговоров, один из всей приставленной к нему команды, с которым Панов смог более или менее познакомиться.
— Человек на линии представился как Тредстоун, мистер Д. Тредстоун.
— Соедините меня, — хмуро сказал Мо Панов. — И прошу вас, не подслушивайте и не записывайте этот разговор. Этот человек — мой пациент, и наши отношения строго конфиденциальны.
— Хорошо, сэр. Отключаюсь.
— Что-что?.. Ну ладно.
Психиатр снял трубку и с трудом заставил себя не кричать:
— Сукин сын, ты почему не позвонил мне до того, как все это началось?
— Если это хоть как-то оправдывает меня, то я не хотел, чтобы у тебя случился сердечный приступ.
— Где ты и чем занимаешься?
— Прямо сейчас?
— Да, хотя бы.
— Дай подумать. Я взял напрокат машину и в настоящее время нахожусь в квартале от одного дома в Джорджтауне, которым владеет председатель Федеральной Комиссии по торговле, и разговариваю с тобой из телефонной будки.
— Бога ради, что ты собираешься там делать?
— На этот счет тебя просветит Алекс. Я же хочу, чтобы ты позвонил Мари на остров. Я пару раз пытался дозвониться ей из отеля, но линия все время была занята. Скажи ей, что со мной все в порядке, в абсолютном порядке, и пусть не грустит. Можешь ты это для меня сделать?
— Могу, но меня ты не проведешь. Ты знаешь о том, что даже голос твой изменился?
— Этого ей говорить не стоит, доктор. Если ты мне друг, ты ничего ей не скажешь.
— Хватит, Дэвид. Эта игра в Джекила и Хайда ни до чего хорошего не доведет.
— Ей ни слова, если ты мне друг.
— Ты вошел в штопор, Дэвид. Не нужно доводить себя до крайностей. Приходи ко мне, нам нужно поговорить.
— Нет времени, Мо. Я вижу, что лимузин этого жирного кота подкатывает к подъезду его дома. Мне пора приниматься за работу.
— Джейсон!
Трубка молчала.