Ultraviolence (СИ)

Юнги уже сам насаживается на член, откидывается назад, кладет руки на мощные бедра альфы и двигается в известном только ему ритме. У Чонгука от этой открытой шеи и ключиц мутнеет рассудок. Юнги похож на самое вкусное мороженое в мире, и его хочется облизать с головы до пяток, что альфа и делает. От каждого движения вода в ванной колышется, от каждого резкого толчка переливается за края и смывается оттуда в трап, унося с собой остатки чужой страсти и похоти. Чонгук не выдерживает, тянет младшего на себя, глубже толкается. Одной рукой держит омегу за талию, второй за шею. Чон, как опытный кукловод, управляет телом в руках, приподнимает и опускает на твердый, как камень, член, и только успевает ловить стоны, слетающие с чужих губ. Юнги в кровь раздирает чужие лопатки, полосует ногтями плечи, больно кусает ключицы и лижет татуировки. Запах секса, смешивающийся с запахом крови, проступающей на плечах альфы, делает из Чонгука зверя, раззадоривает, он до синяков зажимает в руках хрупкое тело, резче натягивает превратившегося в безвольную куклу парня в руках.

Юнги словно горит в адском пламени, и похуй, что они в воде, пламя сжигает его изнутри, разрастается, кипятит кровь, тянет к альфе, сдает его полностью, без остатка. И тот берет, врывается в чужое тело, упивается громкими стонами, эхом отскакивающими от кафельных стен, и запоминает. Собирает в ящички и раскладывает на полках памяти с надписью «самое лучшее». Чонгук чуть ли не лишается рассудка, когда Юнги, обхватив ладони альфы вокруг своего члена, с протяжным стоном кончает. Альфу от дергающегося в руках тела, от этих томно прикрытых век и частого дыхания накрывает, он кончает следом, пальцами впиваясь в чужие ягодицы, чуть ли не рвет миновскую кожу зубами, пока его сперма толчками наполняет омегу, и не отпускает. Даже после ошеломительного оргазма, вытянувшего из Чонгука все силы, и разливающейся по телу усталости — он не отпускает, сильнее прижимает, кладет голову на грудь и дышит его волосами. Омега обмякает в руках альфы, кажется, даже засыпает, Чон его не беспокоит, продолжает гладить волосы и убаюкивает на груди, все еще рвано дышащего парня.

«Что это было?» — единственный вопрос, который задает себе альфа, стоит послеоргазменной неге отойти на второй план. Чон смотрит на мирно посапывающего омегу на своей груди, играет с его влажными волосами и думает, что у Сэмуэля ахуенный вкус. Альфа сразу же вскипает, представив, как глава пятого Дома натягивал на себя этого лисенка. Чонгук злится, хотя и понимает, что не должен. Похуй на прошлое, главное, что сейчас он у него в руках, и Чонгук его не отпустит. Альфа приподнимается, берет омегу на руки и выходит из ванной. Проснувшийся от короткого сна Юнги капризничает, ноет, пока Чон обсушивает его полотенцем и отказывается идти в спальню сам. Протягивает руки и продолжает стоять с полуприкрытыми глазами, ожидая, когда альфа снова возьмет его на руки. Чонгук сдаётся сразу же. Этой лисе отказать, когда она так смотрит, просто нереально, а Чон не каменный вовсе. И пусть на мгновение Чонгуку показалось, что он уже видел такие повадки ранее, альфа отгоняет от себя неуместные сейчас мысли о Чимине и, взяв омегу на руки, идет в спальню. Укладывает его в огромную постель и, накрыв одеялом, идет в гостиную. Отпускает во всю развлекающихся парней, возвращается в спальню и, подтянув к себе спящего парня, пытается заснуть. Не получается.

Он только что трахнул того, кого один раз убил и собирался убить еще. И если это можно объяснить тем, что парень божественно красив и устоять было невозможно, то как объяснить то, что он сейчас лежит в его постели. Какого хуя, Чон Чонгук, ты уложил эту блядь в свою постель. Чон сползает с кровати и идет к окну курить. Что вообще происходит? Почему с этим омегой все по-другому? Никто не может находиться в спальне альфы и спать в его постели. Да, Чонгук не ангел, и у него в квартире всегда много омег, но он не спит с ними. Никогда не спал. Только Чимин может залезть в постель старшего, что он и делал, когда ему снились кошмары, и когда Чон еще жил в особняке. Чимину это можно. Но почему эта рыжая лиса сейчас лежит, завернутая в огромное одеяло Чона, и сладко посапывает, обнимая его подушку, но главное не это. Главное — почему альфу от этой картины кроет. Хочется вернуться в кровать, притянуть Шугу к себе и обнимать. До утра. Выругавшись на свою никчемную сентиментальность, Чонгук сбрасывает окурок и возвращается в постель. К Шуге не тянется, лежит на своей половине и уже засыпает, как маленькие пальчики начинают оглаживать его грудь. Какого хуя? Как, блять, тут устоять? Через секунду левое бедро Чона уже горит от прикосновений к обнаженному телу. Шуга перекидывает ногу через альфу, кладет голову на его грудь и по-хозяйски обнимает. Чонгук молча наблюдает, пока омега удобно устраивается и, смирившись, вновь прикрывает глаза.