Улыбайся! (СИ)

Оп! Показался этот ночной бродяга! Да это же утренний зайчик! Сейчас он в джинсах и голубой толстовке с капюшоном. По ступенькам бежит, улыбается чему-то и пытается миновать и меня. Ан нет! Мне же одиноко! Хвать его за щиколотку — парень чуть носом в лесенку не вмазался. Удивленно поворачивается на полу и прищуривается:

— А! Это старшекурсник Акулов! По-моему, Герман!

— Ага! Я! А что это ты, дружок, так поздно шляешься? Ты в курсе, что несовершеннолетним опасно в городе?

— Старшекурсник Акулов проявляет заботу?

— Куришь? — игнорирую я его развеселый тон.

— Нет.

— Йог, голубой, да еще и не курит!

— А какое преступление самое страшное? — зайчик сел на ступеньку и улыбается мне, сверкая белыми зубами.

— В данное время последнее! Мне покурить не с кем!

— Ммм… да ты существо социальное!

— А ты, заяц, из какого института?

— Так из юридического!

— Значит, точно увидимся!

— То-о-очно, даже не переживай!

— А что ты всё время лыбишься? Я что, смешной такой?

— Нет, что ты, ты очень страшный! Это я не улыбаюсь, это судорога страха! Может, ногу-то отпустишь?

— На каком этаже живешь?

— На восьмом.

— Там разве студентам комнаты стали давать? Хм… Сколько вас в комнате?

— Один!

— Ну, это ненадолго, первоши по одному не живут!

— А может, я мажор!

— А у нас по Конституции все равны! И мажоры, и миноры! Пригласи к себе хоть, пока один!

— На черта ты мне нужен? Или ты тоже голубой? — смеётся белобрысый и подергивает бровью.

— Фу-ты, ну-ты! Чел ебанутый! — Я брезгливо выпускаю его ногу из крепкого захвата. — Ты что, гомик?

— А что это меняет в наших нежных отношениях?

— Эээ… бить будем тебя, значит!

— А если не гомик?

— Любить будем!

— Короче, логики нет! Так вы сами гомиками заделаетесь… Ладно, господин Акулов, засиделся я с вами, пойду до дома! — и зайчик поднимается в попытке уйти, но снова оказывается схвачен за ногу мной, и в этот раз он точно свалился, ударился коленкой. А у меня какое-то игривое настроение образовалось — тащу его на себя за ноги, парень весь пол своей светлой толстовкой подотрет! Он хватается за рамку перил, я дергаю что есть сил, по-моему, трескают джинсы, но парень уцепился как клещ. Блин, меня это выбесило! Фига ли этот сопляк сопротивляется? И я прыгаю на его вытянувшееся тело, чувствую его напряжение, шевеление рёбер, устремляюсь к его кистям, выкручиваю их из металлических реек перил, откидываюсь и уже сижу на его тощей заднице, удерживаю его руки. Парень лбом упирается в лестницу. Черт, он и сейчас улыбается!

— И что? Нахрена ты на меня уселся? — спрашивает он. А я, если честно, и сам не знаю, нахрена. Просто так получилось. Кинулся за ним под влиянием какого-то импульса, сижу, сжимая его тельце между ног, рассматриваю часть спины, что показалась из-под задранной толстовки. На бледной коже две плоских овальных родинки. Так захотелось их потрогать! Причем губами! Я даже испариной покрылся…

— Э-э-э-э… Я ведь тебя не отпускал! А ты куда-то попёрся… Вот инстинкт и сработал!

— Отличное объяснение!

— У тебя тут родинки… — как-то осоловело говорю я.

— Тебя это возбуждает что ли?

— Э-э-э-э…

— Можешь поцеловать! Да отпускай уже меня! Спать охота!

— По-це-ло-вать? Ах ты, пидор! — я резко соскакиваю с него, выбрасывая из захвата руки, и пинаю ему в бочину — такое меня разобрало зло от того, что он прочитал мою подкорку!

— Блядь… — выдыхает он, скрючивается от боли, сидя на коленках. Потом медленно разгибается и начинает подниматься по ступенькам. — Что за город! Строит из себя этакого брутала, индастриал в рок-обработке, а сам тупо слюни пускает на гламурных коллег… — это он тихо говорит, поднимаясь всё выше. И я не понял, это он про меня или про город? А заяц поворачивается ко мне со следующей лестничной площадки и УЛЫБАЕТСЯ: — Ты даже не спросил во время близости, как меня зовут! Захочешь узнать — я в 812й комнате живу…

И он скрывается из видимости, слышу только, как, убыстряясь, он шагает еще три этажа. Блин. Что это было со мной? Я не такой! Вообще, дерусь только с равными, лежачих не пинаю никогда, и желания поцеловать спину парня не бывало! У меня отходняк! Силы покинули, и взрывная волна от мозга дала по ногам. Даже стоять не могу, сел на пол и головушку обхватил. Сказать, что обдумывал свое поведение, не могу, на здравые мысли налезали картинки: белая кожа, две родинки, улыбка, белые зубы, тонкие запястья и запах уже осенней листвы, дождя и лимона от его волос.

Комментарий к часть 1

========== часть 2 ==========

Рискнул пойти в институт в дредах. В принципе, через недели три их всё равно нужно ликвидировать, как раз к практике в прокуратуре и сбрею! А пока буду шокировать наш консервативный педсостав. Дреды, матершинные футболки и шипованные цацки — это атрибутика каникул. Прекрасно осознаю, что, если буду работать дальше в органах, тем более если всё-таки возьмут в прокуратуру, придётся распрощаться с этими прекрасными проявлениями юношеской индивидуальности. Азату посложнее: тату не смыть!