«Улыбчивый с ножом». Дело о мерзком снеговике

В комнате воцарилась гробовая тишина. Все глядели на Найджела с мучительной тревогой, точно он пришел сообщить им о результатах серьезной операции, которой подвергся дорогой им человек. Найджел серьезно и долго смотрел на Шарлотту Рестэрик.

– Нет, – сказал он наконец. – Нет, миссис Рестэрик. Эндрю не убивал Элизабет.

Последовавшее затем напряженное молчание прервал Уилл Дайкс:

– Но это же фантастично. Вы хотите сказать, что между смертью Бетти и смертью Боуджена нет связи?

– Нет, связь как раз есть. Позвольте напомнить, что рассказал мне Джон. Как в ту ночь Элизабет заходила к нему в комнату. Она была бледна, как смерть в лунном свете, сказал он. Я очень дотошно его расспрашивал, а он повторял то же самое. Но когда мы ее нашли, на лице у нее был макияж. Разве вы не понимаете?

Собравшиеся переглянулись и покачали головами.

– Тогда подброшу вам еще зацепку. Когда горничная уходила от нее тем вечером, Бетти снимала макияж и казалась «возбужденной». Это и последующие события заставили нас поверить, что она ждала любовника и снимала макияж, чтобы обмануть горничную. Но разве вы не понимаете? Если она ждала любовника, то ни за что не пошла бы в детскую посреди ночи, не выглядела бы такой печальной, словно…

– Словно… – Слова Дайкса будто клещами тащили у него из сердца, – …словно хотела попрощаться.

– Попрощаться, – эхом повторил Найджел. – Именно затем она и пошла. Это было последнее, что она сделала перед тем, как повесилась.

Воцарилось изумленное молчание. Наконец Хэйуорд заговорил:

– Повесилась? Но вы же нам сказали… все нам говорили, что это убийство, замаскированное под самоубийство.

– Да, это было очень ловко проделано. Но правда как раз в обратном. Самоубийство, замаскированное под убийство. Даже Боуджен иногда говорил правду. Вспомните, он сообщил, что Бетти намекала ему на самоубийство… Она вроде бы сказала: «Деннис, полагаю, вы будете рады, когда на одну истерическую пациентку у вас станет меньше».

– Ни за что не поверю, что Бетти лишила себя жизни, – решительно вмешалась Кларисса. – Она не была трусихой.

– Согласен. Ради самой себя она бы так не поступила. Но на карту было поставлено много большее – дети. Вот почему она пошла с ними попрощаться и показалась горничной «возбужденной». Это было нечто большее, чем возбуждение. Это был экстаз человека, собирающегося совершить акт самопожертвования.

– Что? Самопожертвования? Ничего не понимаю, – не выдержал Хэйуорд. – Вы хотите сказать, она пожертвовала собой ради детей?

– Вот именно. Нет, конечно, она во многом дошла до грани. Теперь мы вряд ли узнаем что-либо точно. Вероятнее всего, она считала, что полностью находится во власти Боуджена: из-за его лечения гипнозом и потому, что он контролировал ее наркозависимость. Чего добивался Боуджен, мы тоже никогда не узнаем. Возможно, он хотел сделать ее своей любовницей, или ему просто нравилось издеваться над людьми. Так или иначе, лично я не сомневаюсь, что критический момент для нее наступил, когда он пригрозил пристрастить к наркотикам Джона и Присциллу. История с марихуаной довольно ясно показывает, что он затеял.

– Но я все равно не понимаю, – сказала Шарлотта. – Почему она не могла с ним порвать, рассказать, что он намерен причинить вред детям?

– Во-первых, она, вероятно, действительно верила, что из-за гипноза оказалась в его власти. Во-вторых, никто, кроме ее собственных родных – и, возможно, даже они – не поверили бы слову нервозной наркоманки против уважаемого врача. Понимаете, у нее не было вещественных доказательств против него. Если бы Элизабет попыталась его разоблачить, он сказал бы, что у нее просто бред. И главное, она страшно боялась Боуджена. Знала, что, если и сумеет дискредитировать его в глазах своей семьи, он все равно рано или поздно добьется своего.

– Теперь понимаю, – протянул Дайкс. – Ей надо было избавиться от Боуджена полностью, раз и навсегда. Поэтому она убила себя так, чтобы бросить на него тень подозрения в убийстве.

– О нет. Дело было не в этом. Вы забываете о многих материальных уликах. Она повесилась и оставила предсмертную записку, в которой вину возлагала на Боуджена. Репутация Боуджена не пошатнулась бы при любых нападках подобной пациентки, но оказалась бы запятнанной после полицейского расследования самоубийства Элизабет.

– Постойте-ка, – снова вмешался Хэйуорд. – Так, знаете ли, не пойдет. Никакой предсмертной записки не было. Никакой записки не нашли.

– Нет. Эндрю ее уничтожил… или, во всяком случае, забрал ее.

У Хэйуорда глаза вылезли на лоб.

– А, теперь понимаю, что вы имели в виду, когда говорили о симпатической связи между двумя бедными детьми, – сказала Кларисса.