Улыбка лорда Бистузье

Пришлось взять хороший разгон. Запыхавшийся, взмокший от бега в свитере, я вскоре колотил в калитку чайханщика. Заливисто отозвался кобель. Он был ничуть не тише сигнализации, разве что не светился, не мигал и не отключался. Наконец вышла дочка чайханщика.

— А папа рано-рано уехал. За продуктами уехал. Сказал, что на работе будет в девять, как всегда.

Обратный стремительный путь к Серверу, сторожившему люк, я проделал с куда меньшим энтузиазмом. Сервер прямо побагровел, узнав, что мое путешествие безрезультатно. Положение было отчаянным.

— Никуда не уйду отсюда, — грозно объявил мне Сервер. — Сам посуди… продолжать он не стал. Все и так ясно.

Вздохнули разом. Ситуация!

— Иди в школу, — буркнул Сервер.

— Не, я с тобой…

— А это еще зачем? — поднял глаза Сервер.

— Чтобы тебе не было обидно.

— Вот глупости. Ты беги. Тут работы хватит и на одного. Главное — люк сторожить. Азим-ака что-нибудь придумает.

— Конечно, придумает… — согласился я. — Но только урок уже будет заканчиваться. Новичок нам двойки за неявку на сочинение запросто поставит.

— Может, — вздохнул Сервер. — Иди хоть ты. Хватит с нас и одной двойки на двоих.

С тяжелым сердцем побрел я от Сервера, стыдясь поднять глаза на друга. Уже издалека зачем-то крикнул, вспомнив вчерашнюю капусту.

— Слушай, а Васька не обманул? Привез гнет для бочки?

— Я сам не видел. Но мама сказала, что привез. Очень хвалила Ваську… Еще сказала, что он у нее какую-то записку в школу вытребовал… Ты беги, опоздаешь.

Я влетел в класс, когда ребята уже склонились над тетрадками. Эммануил Львович не стал распекать меня за опоздание, молча разрешил сесть за парту. Я хотел было сказать ему, где Сервер и почему его сейчас нет в классе, но учитель-новичок не дал мне говорить, приложив палец к губам и обводя рукой класс — не понимаешь, мол, что ли — нельзя мешать.

На доске красивым и крупным почерком было выведено название сочинения: «Так поступают пионеры». Впрочем, можно было бы и не транжирить мел, тему мы отлично знали заранее…

А Сервер так и не появился до самого конца урока. Зато Васька Кулаков удивил всех. Шла десятая минута урока, когда Эммануил Львович спросил Кулакова:

А ты почему не пишешь? Васька торжествующе объявил:

А у меня уже готово, сдам в срок!

— Ну-ну!.. — Эммануил Львович недоверчиво покачал головой. — Поглядим твою скороспелку.

Сочинение Васьки явно принадлежало к рано созревающему сорту дыни «хандаляк».

Он и правда, сдал свой листочек первым. Удивлению — и нашему, и учителя — не было границ, когда, глянув в листок Кулакова, Эммануил Львович призвал нас слушать и громко прочитал написанное.

— Это не сочинение, а записка! — с изумлением сказал учитель. — Но зато какая!.. Вот послушайте…

«Так поступают пионеры!» — читал нам Эммануил Львович. — «Дорогой товарищ учитель! Знаете ли вы, что герои ходят и живут рядом с нами и с вами? Один из них — ваш ученик Василий Кулаков. Вчера он совершил настоящий поступок с большой буквы и спас от смерти бочку капусты. Ребята порезали кочаны и спокойно ушли домой, бросив беспомощную бочку на произвол судьбы. И только Василий был до конца верен своему пионерскому долгу и чутко отозвался на мой отчаянный призыв — достать для бочки гнет. Это было вчера. Образцово-показательный гнет, который достал Василий, заставит капусту быть вкусной как никогда! Равнение на таких как Василий Кулаков! Считаю, что поступок скромного героя заслуживает самой высокой награды в лице пятерки и даже с жирным плюсом! Равнение на героя! С уважением к вам, Марьям-апа Мамбетова. Заранее благодарю за содействие».

— Это о тебе? — спросил Эммануил Львович и явно нехотя, оторвавшись от столь сочной записки, поднял на Ваську глаза, в которых читалось неподдельное уважение.

Васька бессовестно опустил глаза, разыгрывая из себя скромника мирового класса. Интересно, может ли скромность быть нахрапистой? Впрочем, конечно же, может, если существует в мире даже один только Васька.

— Это тетушка Марьям просила свою записку зачем-то передать вам. А я… я и не знал, что там написано… — фальшиво молотил Васька.

С последним Васька явно загнул. Если не загнул, так почему, спрашивается, сидел и ни строчки не писал. Все ясно. Был уверен, что записки тетушки Марьям с лихвой хватит, чтобы не писать сочинения, а попытаться самому влезть в герои сочинения. Слушать записку тетушки Марьям было обидно всем нам. Это же надо такое придумать — «спас капусту от смерти»… Это же надо — «бросили бочку на произвол судьбы», оставив ее, бедняжку, без сиделки и без спасительного гнета… Было ясно, что записку ей сам Васька и продиктовал. Продал за нее свой гнет. Дороговатый, однако, вышел…

Но сейчас героем мгновения все равно был, безусловно, Васька. Эммануил Львович сказал:

— Записка хорошая, читать ее приятно. Ваш товарищ совершил добрый поступок, принес человеку радость. Это прямо по теме сочинения, верно. Честь ему и хвала.

Но тут он обернулся к Ваське — гордому, как монумент: