Улыбка лорда Бистузье

Мы были в отчаянии. Наверное, никогда в истории бескорыстные рыцари науки не испытывали таких мук. Шутка сказать — Александр Григорьевич с порога отметал голые, как скорлупа, факты. А его сравнение бескорыстного усердия Блондинки с легендой о вечном двигателе просто убивало.

Уже не надеясь, что удастся склонить учителя если не к вере, то хотя бы к сомнению, Замира Артыкова пролепетала:

— А может, Блондинка не как все. Может, это курица этого… как его… нового поколения. Как компьютер… Может, это курица двадцать первого века… Может, она способна совершить революцию в сельском хозяйстве? А мы ее проспим, а?

От ее бесконечных «может» вполне могла закружиться голова.

Но Замирка с такой мольбой посмотрела на биолога, что он сжалился и вздохнул:

— Понимаю… Таинственный случай… Но поймите — нет чистоты эксперимента!

Это была почти победа. Биолог, похоже, колебался. Значит, для полного триумфа рафаэлькиной Блондинки оставался удачный эксперимент. Учитель был прав, требуя эксперимента. Разве нельзя было, к примеру, допустить, что умница-Блондинка заразила своим благородным примером одну из подруг по яичному цеху — и та тоже начала послушно плыть по проложенному Блондинкой фарватеру и тем самым ловко мистифицирует всех нас сенсационной и мнимой урожайностью Блондинки.

Бороться за чистоту эксперимента вызвались все, однако решено было допустить лишь тех, у кого имеются бинокли, хоть театральные. Но и таких оказалась почти дюжина.

Мы условились, что встретимся на рассвете у ворот бабушки Ханифы. Рафаэльке было поручено спать как обычно, чтобы эксперимент был чище вымыслов барона Мюнхгаузена.

Собравшись, мы полезли на крышу соседской кладовки, принадлежавшей бабке Наталье. Только отсюда удобно было наблюдать за верандой, где спал Рафаэлька. Именно отсюда уже следил за ней Васька Кулаков.

Начинало светать. Самое время объявиться Блондинке — курице второго поколения. Девять биноклей были нацелены на веранду. Еще двое не торопились лезть на крышу, ожидая, когда подоспеют решающие события и не желая размениваться на детали.

Глядите!.. — выдохнула Замирка. — Идет…

Где она, где?..

Да вон же — крадется к веранде. Ух ты! Все точно! Ну курица! Эх, надо было уговорить и Александра Григорьевича…

Заслышав эти слова, полезли на крышу и двое, что ждали внизу — Андрей Никитенко и толстяк Мубар Ахмедов. Первым ступил на крышу Андрей. А вот когда к нам захотел присоединиться и Мубар, что-то под нашими ногами подозрительно всхлипнуло, хрустнуло, загудело, затрещало, задрожало, закачалось… И вдруг соломенная крыша, обмазанная глиной, ушла из-под наших ног, и мы, объятые ужасом, полетели в сарайчик. Слава бабке Наталье! В сарайчике она держала сено для коровы. В него мы и угодили, радуясь тому, что не напоролись на рога или вилы. Отделались легким испугом. Зато крыша отделалась…. дырой. Выскользнув из сарайчика, мы уставились на Мубара с нескрываемым негодованием.

Из-за тебя провалились!.. — всхлипнула Замирка.

Почему из-за меня? — злился Мубар.

А ты самый жирный.

А у тебя бинокль самый тяжелый! — нашелся Мубар.

Ясно было одно — эксперимент трещит по швам. Ни одной подходящей крыши рядышком больше не было. К тому же, того и гляди на шум выйдет бабка Наталья, и тогда нам будет не до эксперимента. Еще хуже, если шум разбудил и Рафаэльку. Это тоже мешало чистоте эксперимента. Ведь Рафаэлька должен честно спать, чтобы Блондинка была вне подозрений. Все рушилось вслед за крышей… И только светлая голова Сервера Мамбетова в этой ситуации сработала как микрокалькулятор.

Побежали в Дом пионеров! — предложил он и, не дожидаясь расспросов, молниеносно объяснил:

Там же телескоп… Вот мы и…

Идея была поразительно гениальной. Сейчас нам мог помочь только телескоп пионерского планетария. Уж если он солнечные пятна видит, будто это клякса на промокашке, да кратеры на Луне, то уж Блондинку, хоть на ней и пятнышек нет, наверняка разглядит, да еще и увеличит до размеров коровы.

Не знаю как насчет Блондинки, а вот светлая голова Сервера явно была головой следующего поколения. Опытным образцом…

Нельзя было медлить; ведь Блондинка уверенно семенила к веранде.

Минут через пять мы сгрудились у телескопа и завертели рукоятками.

Телескоп нехотя оторвал линзы от Луны и уставился в сторону дворика бабушки Ханифы. Сервер прильнул к окуляру и, силясь разглядеть что-либо в мутном, неохотно светлеющем утре, с сомнением процедил:

Что-то не вижу никакой Блондинки…

Дай-ка посмотреть, — я припал к окуляру и, вглядевшись, отпрянул:

Какая тебе Блондинка! Это же бабка Наталья.

Впрочем, всей бабки Натальи я не видел, а только разъяренное ее лицо — оно заполняло все. Овраги морщинок бороздили это огнедышащее лицо.

Бабка Наталья металась. Заслышав подозрительное беспокойство во дворике, она едва не застигла нас, мы успели улизнуть, и теперь она причитала по обвалившейся крыше, беззвучно раскрывая рот.

Но надо было искать Блондинку.

«Чуть дальше надо взять» — сказал я сам себе, малость передвинул ствол и сразу же напоролся на чьи-то огромные ноги. Теперь оставалось легонько подняться вверх по туловищу и…