Улыбки и усмешки

Сергей же Бирюков искренне меня огорчил. «Приятно видеть, что соцреалистический метод критики непотопляем, даже половины из набора определений, умещённых Н. Николаевым в один абзац, хватило бы в старые времена для “литературных” выводов…» Я с вас смеюсь, как говорят в Одессе. Значит, при «соцреализме» Степанова критиковали, не печатали и это было плохо – душили талант. А теперь, при «демреализме», выходит, Степанова уже критиковать нельзя ни под каким соусом? Это ли не «соцреалистическое» понимание литературного процесса? Сами же мои оппоненты не замечают, что «соцреализм» у них в крови, что в литературе они видят прежде всего идеологию, политику, групповщину.

Притом С. Бирюков недвусмысленно заявляет, что-де я настрочил на Степанова «литературный донос», и теперь его, беднягу, снова нигде публиковать не будут… Ну, знаете ли, остаётся, опять же в скобках, напомнить простую истину: если лично ты чужд доносительства, то тебе и в голову не придёт подозревать в этом других.

А вообще прав Владимир Руделёв вкупе с Николаем Васильевичем Гоголем: скучно (грустно) на этом свете, господа! Мы не только писать не умеем, мы обыкновенную литературную полемику вести не умеем.

Вот до чего дошло.

Жанр конъюнктуры

Штатные советские «литературовьеды» привыкли объяснять рождение нового направления в русской литературе второй половины прошлого века «назреванием первой русской революции». Демократическая литература, литература шестидесятников, разночинная литература, семинарская… Каких только терминов не изобретали, чтобы объединить произведения Николая Успенского, Решетникова, Слепцова – «певцов народного горя».

Но есть ещё один термин, который очень точно определяет суть этого направления, – конъюнктурная литература. Слово «конъюнктура» само по себе совсем не плохое и означает всего лишь положение вещей в какой-либо области; конъюнктурщик же – человек, который эту сложившуюся обстановку тонко понимает и умно использует. И почему словцо это приобрело вдруг негативный смысл?..

Так вот, перед реформой 1861 года и после неё на первое место в российской действительности выдвинулся вопрос о положении крестьянина, «реконструкции» строя в стране. Это волновало всё образованное общество, всю читающую Россию, и конъюнктурная проза «шестидесятников» сосредоточилась на этой теме. И вот ведь что интересно: ни один писатель-разночинец или народник не достиг художественных высот Тургенева, Гончарова, Достоевского, Толстого, Чехова… «Шестидесятники» вообще пренебрегли художественностью, превратив прозу в очерковую, журналистскую литературу. И – опять же странность – почти все эти литераторы опустились и спились, словно неся наказание Божие за какие-то свои творческие и человеческие прегрешения…

Тамбовщина «делегировала» в это литературное направление Александра Левитова, автора книг «Степные очерки», «Московские норы и трущобы», «Горе сёл, дорог и деревень». При жизни он приобрёл довольно громкую известность, его хвалили тогдашние критики за «очерковость», «калейдоскопичность» произведений, за достоверность изображаемых событий. Но сейчас, когда имя Левитова и его творчество всё глубже погружаются в топь забвения, уже ясно: не только бедность, алкоголизм и недостаток образования, но в первую очередь тенденциозность помешала развиться природному таланту Левитова. Под конец жизни (а умер он в 1877 году 42 лет от роду), спохватившись, Левитов попытался создать крупное художественное произведение, роман «Сны и факты», но уже не хватило у него ни творческих сил, ни времени.

Демократическая конъюнктурная литература бурно развивалась и в XX веке превратилась окончательно в литературу-пропаганду, литературу-агитацию. В школах нам вдалбливали, что-де вершинными произведениями отечественной словесности являются такие книги, как «Мать», «Железный поток», «Цемент» и разные прочие «Гидроцентрали». Ещё совсем недавно совершенно серьёзно писалось, к примеру, об «огромном вкладе» Тамбовского отделения Пролеткульта в общероссийскую литературу и о том, что в Тамбове «творили видные деятели этой организации» вроде Дальнего, Докукина, Якубовского, Евгенова и т. п. И в голову никому не приходило, почему же эти «видные деятели» и следа не оставили в памяти читателей.