Улыбки и усмешки

В одно ослепительное воскресное утро, когда август демонстрирует всю благодать недолгого забайкальского лета, рядовой Мишкин на гладил форменные брюки, надраил ботинки до хромового блеска, украсил голову новенькой фуражкой и устремился в город. В десять ноль-ноль уведомленная им Анечка должна ждать его около центральной почты.

Хотите верьте, хотите нет, а идти на свидание – огромное удовольствие. Мишкин шёл и напевал от счастья что-то романсоподобное. Ему представлялось, как он подойдёт к ней и скажет ласково: «Анечка!..»

…Анечка в праздничном голубом платье стояла возле почты, поглядывая на миниатюрные часики, и от нетерпения покусывала пунцовые губки. Петенька опаздывал уже на 1 минуту и 36 секунд.

«Что же это? Может, он совсем не придёт? А вдруг уже с другой гуляет где-нибудь по городу?!» Анечка шмыгнула носиком, но в это время из-за угла появился Мишкин. Подпрыгивая от нетерпения, он приближался к ней. Вся грусть Анечки моментально исчезла, и она качнулась навстречу ему, как вдруг…

То, что произошло дальше, никак не хотело укладываться в Анечкиной головке. Лицо Петеньки вдруг как-то странно скособочилось, он скривился, будто увидел не Анечку, а старую Бабу-Ягу, и, резко повернув на 180 градусов, устремился прочь.

– Петенька! – горько охнула Аня и, не видя ничего от слёз, побрела в другую сторону.

Она не хотела ни в чём разбираться, ничего понимать: ясно, что он её разлюбил и шёл не к ней!

Ах, Анечка, Анечка! Вместо того, чтобы плакать, оглянулась бы лучше и увидела двух солдат с повязками на рукавах, которые, выйдя из дверей почты, подозрительно смотрели на удаляющегося Мишкина и устремились за ним. Не оглянулась Анечка, а пошла куда глаза глядят.

А Мишкин на крыльях страха мчался от преследователей. Мелькали удивлённые или сочувственные лица прохожих, ветер свистел в ушах мелодию «Погоня» из кинофильма «Человек-амфибия», фуражка чудом держалась на голове. Патруль стал понемногу отставать.

Но, видимо, ангел-хранитель Мишкина был в самоволке, и судьба сыграла с ним злую шутку: повернув в переулок, он налетел на другой патруль и, естественно, был схвачен.

В комендатуре старший лейтенант махал увольнительной запиской, которую извлекли из кармана Мишкина и кричал:

– Побаловаться захотел?! Поиграть? Отдохни теперь суток десять, будешь знать, как шутить!

А Мишкин? Мишкин никак не мог понять, как это он забыл, что у него есть увольнительная, что он на законном основании спешил на свидание…

Привычка!

Почему я не как все

Сейчас каждый имеет увлечение. Хобби – это модно. Один мой знакомый занимается боксом, приятель собирает бутылки (сдаёт по 12 коп. за штуку), ближайший друг изучает иностранные языки. Только я ничем не занимаюсь, ничего не изучаю. А что, я не как все, что ли? И тогда я решил заочно изучать стенографию.

Пришло первое занятие. Боже мой! Закорючки, крючочки и какие-то выкрючочки! Но взялся за гуж…

Я собрал всю свою волю в кулак (левый) и правой рукой начал выводить стенографические знаки. Через час сам я, стол и тетрадь – всё было мокро от пота, но зато я научился рисовать знак «Б». Занятия с каждым днём шли всё веселее. Я осилил первое задание, второе, третье…

Однажды я принёс учебник с тетрадью в цех (я работаю электриком на заводе), чтобы в часы перекура не тратить времени даром. Перекур начался в 8:00. Я сел за столик, приготовил всё для занятия и…

– Это чё-ё? – удивлённо спросил слесарь Гаечкин.

– Персидский язык изучаю, – пошутил я.

– Ух ты! А зачем?

– Ну как же, каждый современный человек должен знать иностранные языки, вот и я решил персидский знать.

Гаечкин с уважением посмотрел на меня:

– Тижало?

– А ты думал… – скромно ответил я.

На следующем перекуре только я успел написать одно предложение, как на плечо моё навалился токарь Загуляйко:

– Миш, шо это?

– Стенографию я, дядя Борь, учу.

– Как это перевести-то?

– Сокращённая запись слов: стенография. Ясно?

– Дюже ясно, – спихивая меня с табурета, пристроился Загуляйко за стол. – Дак, а каждая… букашка – слово, так я разумею?

– Да, да почти так.

– Ну, а шо я скажу, нарисуешь?

– Конечно.

– Пиши: хидроэлехтростанция.

Я написал. Дядя Боря залился счастливым смехом.

– Вот это да!.. Ну и ну!.. Во учудил!.. Ну-ка, прочитай!

Я прочитал:

– Нет, ты по-стенохрафически читай!

– Дядь Борь, – взмолился я, – это русский! русский! ру-у-усский язык! Только пишется по-другому!

Загуляйко обиделся:

– За дурачка считаешь?

Я плюнул и больше до конца смены тетрадь не раскрывал.

Вечером я пошёл на свидание с Оленькой. Она стояла под часами, глаза её метали молнии.

«Эх, чёрт, и надо же было опоздать!», – подумал я, но Оленька и не взглянула на часы.

– Что ты опять натворил?!

– ???

– Что там за стенография у тебя?!

Оленька вдруг заплакала.

– И вообще знай, мама сказала, что за стенографиста меня не отдаст!

– Олюшка, послушай, я же для себя учу! Ну… хобби у меня…

– А-а-а! – ещё сильней заплакала моя Джульетта. – Или я, или сте… сте… стенографии-ия!