Улыбки и усмешки

Теперь о съёмке. Фотографируйте всё подряд: себя, соседскую жену (только чтобы своя не заметила), у других соседей собаку (но не крупным планом, иначе цепь может оказаться длинной), улыбку тёщи (правда, это никому ещё не удавалось), Собор Парижской Богоматери (если есть такая возможность)… Одним словом, фотографируйте всё подряд. Всё равно ничего не получится.

Когда на тридцать шестом кадре вы, наконец, обнаружите, что до сих пор не сняли крышку с объектива, не бросайте аппарат об землю – от этого он может сломаться. Зарядив новую плёнку, снова щёлкайте тридцать шесть раз. В счётчике вы всё равно запутаетесь, лучше делать отметки химическим карандашом на манжете рубашки. Правда, стирать её потом придётся самому. На такие мелочи, как глубина резкости и диафрагмирование – на первых порах не обращайте внимания.

И последнее по съёмке. Если вы заметите, что окружающие странно посматривают на вас, значит, вы увлеклись, и уже дерево начинаете предупреждать: «Внимание! Сейчас вылетит птичка!» Остыньте и дайте остыть фотоаппарату.

После съёмок не нужно сразу пытаться что-либо рассмотреть на плёнке, даже если вы фотографировали Софи Лорен и сгораете от нетерпения ещё раз увидеть её лицо. Плёнку обычно сначала проявляют.

Мы не будем брать случаи, когда вы, заправив плёнку в проявочный бачок, забудете надеть крышку и включите свет, или вольёте в бачок горячий проявитель, или вперёд проявителя обработаете плёнку за крепителем… Мы возьмём случай, когда вы будете обрабатывать уже двадцать первую плёнку и, к своему дикому восторгу, обнаружите на ней какое-то подобие того, что видели в видоискатель.

Когда плёнка высохнет, приступайте к печатанию. Вскройте пачку фотобумаги и положите её под фотоувеличитель блестящей стороной вверх. Вы опять не потушили свет? Выбросьте эту пачку в мусорное ведро и следующую распечатайте уже при красном свете…

И вот в вашей душе звенят фанфары. Вы несёте на суд родичей ваш первый блин – их портреты.

– Дорогие мои, это – вы!

Если тёща вскрикнет дурным голосом: «Что?! Вот это я?!!», – не спорьте, это чревато. Спрячьте честолюбие в самую дальнюю кассету вашей души.

Всё равно вы теперь – настоящий фотолюбитель.

Мнение зрителя

Я в кино редко хожу. А тут смотрю – реклама: самый новый, ультрацветной, сверхширокоформатный, наихудожественнейший фильм «Новые приключения тех, кто возвращается». И внизу приписка: с удлинением.

Зашёл в кинотеатр. Купил билет (с рук), мороженое приобрёл в буфете и только место своё в зале нашёл, свет погас. Журнал не смотрел – эскимо таяло. Потом удлинение началось. Называется: «Опыление сербицидидо-морозушского сельдерея сернобористоканфолицитами от коррозийно-меднястого чешуйтокрылика в северо-западных районах южного Севера». Ничего так, интересно даже. Эти – как их? – чи… чу… чешуйтокрылики по экрану вжжжик-вжжжик! Думаю, умеют же у нас фильмы делать!

Только сами «Приключения…» начались, впереди меня голова села. С ушами. Каждое ухо на пол-экрана. Рядом свободное место было, я бесшумно на него перебрался – всё, как на ладони. Только мне не до приключений уже, чувствую, сам в какое-то приключение влип. И точно – влип! Сосед сконфуженно шепчет:

– Вы на мои, простите, «наполеоны» сели, их три там должно быть…

Подскочил я, сзади голос:

– Чево взбрыкиваешь-то, хюлиган!

Который с ушами обернулся и шипит:

– Нельзя ли потишшшше!!!

И от злости очки уронил, затрясся весь и под диванчик полез.

Я ещё в то время подумал: ну и фильм! Хотел обернуться, чтобы сзади сидящим объяснить что к чему, да поскользнулся на пирожных и – о, ужас! – прямо ушастику на шею угодил.

Что тут поднялось: подо мной этот несчастный верещит, кругом кричат: «Выведите пьяного!», улюлюкают, свистят… Позор!

Вывели меня. Иду и думаю: какой дурацкий фильм! Да за такой фильм – у-у-ух!

Дома посмотрел на брюки – мама моя, ведь двенадцать лет их носил! Злость такая внутри, обида, что помирать впору. Помирать я не стал. Взял лист бумаги, авторучку и пишу:

«Посмотрел фильм “Новые приключения тех, кто возвращается” и охватило чувство обиды за наше советское киноискусство. Что думал режиссёр (и вообще – думал ли?), создавая такую серую ленту! Обидно! Так обидно, что я, зритель, не дождавшись конца, вынужден был уйти с сеанса!..»

Накатал в таком духе три листа, в конверт и адрес приписал: Москва, редакция журнала «Советский экран».

Опубликуют. Сейчас, в основном, только отрицательные рецензии и печатают.

А на гонорар я себе брюки новые куплю. Те-то выбросить пришлось.

Ревность

Трагедия

Мы с Машей жили хорошо. Да что там хорошо – даже отлично почти жили. Ну, правда, иногда, не в настроении, тиранит она меня (не обидел её Бог здоровьицем!). Потиранит, потиранит, да и отпустит. Я и не обижался: если за дело, то почему не потиранить.

Но чтоб насчёт измены – ни-ни! Не замечал и подозревать даже не смел… до вчерашнего дня. А вчера вот что произошло.