Выйдя с рецептом и увольнительной за ворота училища, Коля доплелся до Большой Покровской и остановился в нерешительности. К аптеке, снабжавшей снадобьями аракчеевских кадетов, следовало повернуть налево, к Новой площади[26]
. А санки, на которых оне позавчера прибыл к вратам рая, увезли его вправо, к Кремлю. Если бы он запомнил адрес, никаких сомнений не было бы – он бы уже мчался бегом, глотая ледяной ветер. Но в каком из прилегающих к Покровке переулков стоял тот особняк, он не знал. Тяжело вздохнув, он сунул бумажки в карман шинели и побрел в сторону площади.Аптекарь был занят с посетительницей, потому Николай принялся изучать содержимое стеклянных шкафов, вчитываясь в латинские названия.
– Этой порции должно хватить на пару месяцев, Анастасия Игнатьевна.
Анастасия Игнатьевна! У Николая перехватило дыхание. Не чувствуя ног, он повернулся – и наткнулся на ее взгляд, насмешливый и чуть удивленный.
– А ведь это, пожалуй, судьба, – чуть слышно произнесла она и, звякнув дверным колокольчиком, вышла. Николай, не дав закрыться двери, вышел вслед за ней. На полу у стеклянного шкафа с разноцветными пузырьками остался валяться смятый рецепт.
Почти полгода все было просто чудесно. Анастасия была дамой весьма современных и смелых взглядов, совершенно не признававшей социальной роли, отведенной патриархальным обществом женщине. Она не стеснялась появляться с юным любовником на людях, не краснела от осуждающих взглядов и не отводила глаз, обедая с ним в «Савое», заказала ему полный гардероб – одних мягчайших сорочек полдюжины, а на пасхальные каникулы свозила в оперу в Москву.
Поначалу Николай сильно робел и смущался своего такого приживальщицкого положения, но завистливые взгляды товарищей вкупе с рассудительными успокаивающими речами Анастасии наводили мир в его мыслях. В конце концов, он совсем скоро выпустится из корпуса, станет офицером и сможет себе позволить жениться на любимой женщине – разница в возрасте между ними была, как выяснилось, совсем незначительной, молодой вдове едва сровнялось двадцать два года. Смущало единственное обстоятельство – Мария, четырнадцатилетняя падчерица Анастасии. С ней он встречался в каждый день, когда посещал заветный дом, получая всякий раз изрядную порцию ненависти в испепеляющем взгляде.
Прошла весна, жаркое волжское солнце высушило залитые половодьем берега, пришли летние каникулы. Первый раз в жизни Николай не ждал их наступления, потому как это означало, что нужно будет ехать домой, к родителям. А значит, разлучаться с любимой. Под ложечкой ныло нехорошее предчувствие, объяснить которое он себе не мог. И подманил беду, накликал горбатую.
Вернулся в середине лета, на две недели раньше срока, наврав родителям про подготовительные сборы. Забежал в училище бросить деревянный чемодан и умыться с дороги и столкнулся на пороге с Юркой. Сыч был сиротой, обычно каникулы проводил или в корпусе, или у кого-нибудь из друзей. В это лето, видно, приглашения ни от кого не последовало.
На бегу бросив «привет», Николай кинул чемодан на пол, задвинул ногой под кровать и развернулся обратно к двери.
– Коля, погоди!
Юрка смотрел нерешительно, будто уже пожалел о том, что задержал друга.
– Чего тебе? Некогда мне.
Юрка шмыгнул носом – была у него такая привычка, когда он волновался. У доски всегда так себя вел: скажет два слова – и шмыг со свистом.
– Погоди, Коля, сядь.
Нехорошее предчувствие пробежало между лопаток холодной рябью. Он сел на кровать, попробовал приготовиться.
– Барыню твою я вчера на ярмарке видел. Под руку с каким-то хлыщом прогуливались, а потом кофий с пирожными пили.
Сердце бухнулось на пол.
– Из наших кто?
Сыч замотал нестриженой башкой.
– Не, незнакомый.
– Что ж ты, следил за ними?
– Ну я увидел ее в рядах и да, последил чуток.
Юрка еще раз шмыгнул и замолчал, сочувственно глядя на Николая. Тот сжимал кулаки и не сводил взгляда с коричневого сучка на половой доске. Потом встал и молча вышел.
Глава 18. Вести с морей
Константин Павлович крикнул извозчику, чтобы ждал, рванул на себя тяжелую входную дверь участка, не здороваясь, рявкнул дежурному:
– Ключи от канцелярии! Быстро!
– Что случилось, Константин Павлович?
Маршал обернулся на голос – на лестнице с вопросительным выражением на лице стоял Филиппов.
– Отрепьев! Накануне нападения на Зину он караулил ее с ножом у дома! Вы знаете, где он квартирует?
Филиппов отрицательно покачал головой. Вернулся дежурный с ключами, и они спустились в канцелярию. Поиск формуляра в структурированной по алфавиту картотеке занял пару минут, а еще спустя минуту Маршал под цокот копыт и частое щелканье кнута пересказывал Владимиру Гавриловичу Зинин рассказ. Филиппов хмурился, щурил глаза, но слушал молча. А выслушав, снова покачал головой:
– Неправдоподобно все это, голубчик. Какая-то охота на ведьм. – Высказывая отношение к этой версии, он даже фыркнул. – Ну какой из Отрепьева маньяк, он на собственную тень наступить стесняется. Может, и правда для обороны нож купил?
– Может, – кивнул Маршал. – Но проверить нужно.