Улыбки уличных Джоконд

– Тут вот еще что, Константин Павлович. – Филиппов в задумчивости почесал шершавый подбородок. – Помните, я в порты рассылал запросы, не бывало ль у них нападений на уличных девушек? Я как раз сейчас разбирал депеши. В Риге и Кенигсберге в начале года и весной фиксировались случаи нападения на «желтобилетниц».

– И когда было последнее?

– В середине апреля.

– А когда у нас появился Отрепьев?

– Кажется, в мае. – Филиппов зашуршал страницами формуляра. – Точно, семнадцатого, под Вознесение.

Под крышу облезлого дома в Лештуковом[27] переулке поднимались тихо, чуть не на цыпочках, долго стояли у створчатой двери, прислушиваясь, стараясь уловить какие-либо звуки внутренней жизни. Но было тихо. Тогда Константин Павлович, уже не таясь, подергал ручку, а после и вовсе несколько раз громко приложился кулаком. Ничего, опять тишина. Но скрипнула соседняя дверь, поверх цепочки высунулась старушечья физиономия:

– Чего молотите? Нету там никого. Неделю уж почитай не появлялся.

– Неделю?

– Ну, может, и меньше. Стучите чего, говорю? Хозяин в полиции в больших чинах! Сейчас живо дворника кликну!

Филиппов шагнул к двери, протянул в щель карточку:

– Мы с коллегой тоже из полиции. Хоть и не в таких больших чинах. Николай Антипович вам ключ, часом, не оставлял?

Дверь захлопнулась, звякнула цепочкой и снова распахнулась. Старуха пошарила рукой по стене, глядя на ночных визитеров уже с почтением, протянула ключ на грязном шнурке. Но когда Филиппов с Маршалом захлопнули перед ее носом дверь в квартиру Отрепьева, снова недовольно зашамкала беззубым ртом:

– Ходют тут всякие, кто их разберет, из полиции они али нет. Вот ей-богу дворника покличу.

Но, не исполнив угрозы, скрылась у себя.

Филиппов же и Маршал, попав в темную прихожую, снова притихли, замерли, прислушиваясь к звукам квартиры. Постояв так с минуту, Маршал чиркнул спичкой. Дрожащий огонек выхватил из темноты не то табурет, не то столик, на котором подмигнула пузатой колбой керосиновая лампа. Второй спичкой запалив фитиль, коллеги двинулись по комнатам. Их насчиталось всего две: кухня – она же столовая, и гостиная – она же и спальня, судя по кровати. Хозяина и в самом деле не наблюдалось. На всякий случай посветив под кровать и заглянув в одностворчатый шкаф, Филиппов принялся изучать содержимое того самого шкафа, а Маршал один за другим заскрипел ящиками комода.

– В шкафу только шинель. – Филиппов повернулся к помощнику. – В карманах ничего, кроме табака. От моли, наверное. У вас что, голубчик?

Маршал сидел на корточках, открывая нижний ящик:

– Белье. Носки. И все. Да что б тебя! – Он с силой дернул застрявший ящик и, потеряв равновесие, осел на пол. – Внутри с глухим шелестом что-то упало. Маршал посмотрел на шефа, отставил ящик в сторону и принялся шарить на ощупь где-то в утробе облезлого комода. – Что-то есть! – Он вытащил стопку бумаг, поднес к свету, зашуршал страницами журнала. – Что и требовалось доказать! Посмотрите на эту пакость, Владимир Гаврилович!

На отпечатанных типографским способом страницах в разных завлекательных позах были напечатаны полуодетые (а некоторые и вовсе раздетые) девицы. Под каждой карточкой были подписаны имена без фамилий.

Филиппов бросил взгляд на журнал, покачал головой:

– Это доказывает лишь то, что мальчик – не содомит. Ему двадцати еще нет. Порок не из смертельных, особенно для его возраста. – Константин Павлович открыл было возмущенно рот, готовясь возразить, но Филиппов предостерегающе поднял указательный палец: – Идемте, господин Маршал. Утром, если не объявится наш письмоводитель на рабочем месте, пошлем за ним конвой. Чтоб не уклонялся от своих прямых обязанностей. А если он опять в пинкертонов играть решился, то вечером облаву организуем по злачным местам вокруг Знаменской площади. И тогда я уж собственноручно ему оплеух навешаю. По-отечески.

* * *

Утром Маршал забежал к Зине, но, застав там Неймана, лишь поздоровался и справился о здоровье, откланялся и отправился в участок. Не удивился, узнав у дежурного, что Отрепьев не объявлялся, поднялся в кабинет начальника.

Владимир Гаврилович, обложившись какими-то листами, сосредоточенно черкал в них карандашом. Дождавшись, пока помощник усядется и закурит, пояснил:

– Вот, собрал по пароходным обществам списки кораблей, изучаю, сопоставляю их маршруты с датами рижских, кенигсбергских и наших покушений, ищу совпадения.

– С нашим первым покушением. Отрепьев с мая никуда не отлучался.

Филиппов отложил листок, карандаш, смахнул со стола невидимую пылинку, поднял глаза на помощника:

– Ей-богу, Константин Павлович. В версии с Анцыферовым я вас поддерживал, но сейчас вы слишком увлекаетесь. Вам мешает личная заинтересованность. Не перебивайте! Вы считаете, что убийца выбрал Зинаиду Ильиничну осознанно, однако все его и предыдущие, и последующие действия говорят лишь о том, что плана у него нет, а есть только определенный типаж. Не персоналии, а лишь образ!

Маршал вскочил, заходил по комнате: