Umbra (СИ)

Чем больше темнело, тем яснее становились воспоминания Ангуль о кошмарах беззвёздных ночей, и порой ей казалось, что она всё ещё лежит в мокрой постели, трясясь в безмолвной истерике. И даже свет звёзд и луны не приносил облегчения, а напротив, пугал, казался каким-то равнодушным, мёртвым.

Но Цайиль сидела перед ней, приготавливая ритуальные принадлежности, такая ясная и осязаемая, казалось, она породнилась с этой тьмой вокруг, даже в какой-то мере властвовала над ней. Пока они собирали травы, кочевница рассказала ей, что в детстве её мучили кошмары, а шаманка провела над ней похожий обряд.

— Конечно, мне всё равно потом мерещилось всякое. Но я не боялась. Я ни на секунду не забывала, что пока я не боюсь, я сильнее. Сечёшь, о чём я?

Она остановилась, повернувшись к Ангуль. Свет луны на миг осветил её лицо, заострив его черты, сделав похожим на лицо призрака или мертвеца. Казалось, в её глазах затаилась вся тьма этого мира, и тьма это смотрела на Ангуль, заглядывала куда-то вглубь неё, в её душу. Ангуль поймала себя на мысли о том, что тьма эта казалась ей родной. Как и её обладательница.

— Чувствуешь? — махнула она рукой в сторону здания. — Чувствуешь эту тишину? Чувствуешь наволок беспроглядной скорби?

— Такое чувство, будто время здесь остановилось. Будто это место отрезано от остального мира. Островок звенящей тишины и печали.

— Это место повидало предательства, страшные тайны и жестокие убийства. Веками хранит оно секреты темных граней людской души. Боишься?

Ангуль закрыла глаза, прислушавшись к своим ощущениям.

— Нет.

— Это уже о чём-то говорит.

Цайиль принялась толочь травы черным камнем. Ангуль терпеливо ждала. Наконец чернокнижница сказала спутнице проглотить получившуюся кашицу. Причем глотать не морщась, сразу, без раздумий. Вкус у трав был острый, Ангуль показалось, что она сунула в рот горящий факел. Затем она должна была подложить под язык нечто кроваво-красного цвета, с виду напоминающее кристалик, но на вкус оно было кисловатым. Потом Цайиль приказала ей лечь, закрыть глаза и расслабиться, ни о чем не думая, и зашептала слова на незнакомом языке.

Сначала Ангуль стало жарко. Жар зародился в районе живота и постепенно распространился по всему телу. Девушка покрылась испариной. Затем ей показалось, что неведомая сила подхватила её и начала вращать в бешеной скоростью. Трудно было ни о чем не думать при таких-то условиях. Ангуль стало выворачивать наружу. Кристалик словно раскалился, она едва не выплюнула его. Цайиль продолжила читать, только громче, прибавив, что Ангуль должна повторять за ней. Слова были очень сложными, их фонетика была непривычна для Ангуль, кроме того, Цайиль читала очень быстро. Ангуль едва поспевала за кочевницей, ей очень хотелось посмотреть на тех, кто придумал этот язык, и спросить, за что они так ненавидят всех вокруг.

А потом… произошло нечто странное, удивительное. Ангуль словно оторвалась от своего тела. Она перестала чувствовать жар, перестала чувствовать тошноту. Она не чувствовала ничего. И даже дышать не могла, потому что нечем было. Она стала чистым сознанием, бесформенным и бестелесным. Вокруг неё была пустота, черная, звенящая, жадно разинувшая свою пасть. Пустота из её снов.

— Ты не бойся Бездны, — послышался голос Цайиль, — Пока ты не боишься, она тебя не тронет. Чтобы не сгинуть здесь навсегда, твой дух должен быть непоколебимым. Усвой три простых правила: не бойся, не сомневайся, не лги.

— Я видела эту пустоту в своих снах! — вскричала Ангуль.

— Это тебе ещё повезло. Чем больше мастерства, тем хуже сны. Я бы всё променяла на то, чтобы видеть тоже, что и ты.

Я вглядывалась в черную пустоту. Постепенно она начала мне казаться уютной темной комнаткой.

— Ты там слишком не увлекайся.

И постепенно бездна начала вглядываться в меня. Своим черным бездонным глазом.

— Я всегда с тобой… — послышался леденящий душу шепот. Такой знакомый… — Я — внутри тебя. Отрицай меня, забывай меня, запирай внутри себя, но я — часть тебя. Я — это ты. Я — твоя сила.

Тот самый шепот, что преследовал её каждую ночь. Как только луну скрывала туча, как только последний фонарь был погашен. От него не было спасения, ведь это был её собственный голос. Нельзя убежать от себя. Нельзя убить собственную тень.

— Прими меня, ведь я люблю тебя. Прими… Прими. Прими.

— Цайиль! Цайиль, помоги мне! ЦАЙИЛЬ!!!

Она не ответила. Ангуль осталась одна. Она всегда была одна. Ты рождаешься один и умираешь один. Глубокой, тёмной ночью, пробудившись от кошмара и трясясь от страха в постели, Ангуль понимала это. И потому никто не придёт и не спасёт её. Но этого и не нужно. Пока я не боюсь, я сильнее.

— Правильно. Не бойся. Просто прими меня. Освободи меня. И ты станешь по-настоящему свободной.

— Принять?.. И как я это сделаю?

— Ты знаешь. В глубине души ты знаешь.

И вправду. В глубине души Ангуль знала, как её освободить. И знала, что сама должна её освободить, потому что если это сделает она, то та Ангуль, которую все знали, пропадет навсегда.