Umbra (СИ)

Кто-то наступал на мои горячие следы, но я не чувствовала его дыхание и тепло тело, потому что этого у него не было. Кто-то бесшумный, бесплотный, тень, туман. Как я. Крадущийся. Выжидающий. Сопровождающий.

Внезапно я поняла, что больше не иду. Я лечу, причем лечу вниз. Или же я застыла в невесомости? Или же это мир пополз вверх? Непонятно. Моя личность постепенно стала возвращаться ко мне, а вместе с ней осознание. Осознание того, что я падаю и сейчас разобьюсь. Ну и в бездну это всё! Будь что будет!

Однако я не разбилась, а просто приземлилась на задницу, больно ударившись ею. Синяк будет. Однако всё моё существо поглотило одно удивительное зрелище, и я не думала о боли. Прямо передо мной горел большой костер, кроваво-красное пламя лизало сидящих вокруг него и не причиняло им вреда. Горели кости и запекшаяся кровь. В сторонке фыркали Грозовые Кони, и выглядели они ещё злее, чем те, которых мы с Цайиль когда-то оседлали. Ютились кучкой остроконечные палатки, на алтаре гнили чьи-то останки и книга, пократая пылью и кровью. И я чувствовала силу, древнюю, первобытную, ту, о которой говорил Тёмный, сила времен войн, пыток, костров и великих колдунов. Силу, в закат которой мы родились. Тёмную. Злую. Чистую.

Я присоединилась к сидящим вокруг костра. Меня пламя тоже не обожгло, но было довольно неприятно. Какое-то время меня не замечали. Мы хранили молчание.

— Чужую не тронул огонь, — сказала на ломаном общем языке одна из сидящих, — Чужую отметил Тёмный.

— Это его пламя? — стала догадываться я.

— Этот костер горит тысячу лет. Мы сидим здесь тысячу лет, — сказала старушка. Остальные будто не слышали нас. А может и не будто.

— Я пришла… — начала я.

— Я знаю, зачем Чужая пришла, — перебила меня бабушка, — Старая Кцель не будет учить Чужую. Чужая уйдет в верхний мир. Чужая здесь не нужна.

— То есть? — обалдела я, — Я проделала такой путь…

— Старая Кцель не будет учить Чужую, — повторила бабушка.

— Но меня отметил Тёмный!

— Старая Кцель не будет учить Чужую.

— Что должна сделать Чужая, чтобы стань не-Чужой?

— Чужая должна доказать, что достойна. Чужая должна показать свою силу.

Ну, метка, выручай!

Я вошла в костер. Сидящие по-прежнему были неподвижны. Лишь Старая Кцель смотрела на меня, и языки пламени отражались в её черных глазах. Я снова включила шестое чувство, позабыв о той Ангуль, что вечно тупит и задаёт глупые вопросы. О той Ангуль, что боится своей силы. Ту Ангуль я оствила ещё в Керьоне. А может, она умерла с первым походом в мир демонов.

Я опускалась глубже и глубже, и тьма обволакивала меня, и мне хотелось хохотать от безграничного счастья и почти извращенного удовольствия. Теперь я видела это племя по-другому и видела их лица, искаженные маской безумия. В крови их ладони, и смотрят они влюбленно на пламя, пожирающее их. Сморщены их тела, даже тела младенцев, они мёртвое племя, племя-призрак, отголосок давно ушедшего прошлого, пережившие свой закат и ушедшие глубоко под землю, туда, куда не проникают солнечные лучи. Труп на алтаре корчится в собственной агонии и кричит в экстазе, ибо боль его — его удовольствие и счастье, и счастье его — это пламя, ярко-красное, живое. Буквы рвутся из книги, темные, склизкие, верещащие. Шепчут они что-то, и лучше не прислушиваться к их шепоту. Здесь нет неба и звёзд, здесь лишь тьма и кто-то летает вверху, тени чего-то большего, но на их нельзя смотреть, потому что ты увидишь то, что никогда не захочешь увидеть, за любые богатства мира, за всю силу мира, за собственную душу.

А сейчас я — пламя. Красное пламя. Мёртвое пламя. То, что чувствует он, чувствую я. А значит, то, что чувствует всё здесь — чувствую я. Ибо я — сердце этого места, сердце этого ущелья, сердце этого племени и каждого из его членов. И я чувствую, чувствую… Чувствую жажду и любовь. Чувствую жажду сжешь всё вокруг своими пылкими поцелуями. И ненависть моя — любовь моя, а любовь моя безгранична, и тянутся во все стороны языки пламени моего.

Я упала, откатилась в сторону. Изо рта показалась кровавая пена. И вновь померкли все краски, но я хотела, хотела вновь это почувствовать, ибо велика любовь этого места, и велика ненависть его.

— Теперь я вижу, что Чужак стал не-Чужаком. Теперь я вижу, что ты Сестра.

— А теперь Старая Кцель будет учить Сестру? — с надеждой спросила я.

— Старая Кцель будет учить Сестру, — эхом повторила за мной бабушка, — Сестра должна слушать. Сестра должна знать. Тёмный не дал силу Сестре. Тёмный освободил Сестру. И теперь Сестра сильная. Сестра должна подойти и поговорить с Книгой. Книга не обидит Сестру. Книга любит Тёмного. Тёмный любит Сестру. Книга любит Сестру.

Я послушна подошла к алтарю. Труп покосился на меня впалым взглядом. Пальцы мои легли на тёплые шершавые страницы.Книга рассыпалась в пыль. Я хотела повернуться к Старой Кцель, но тело моё перестало слушаться меня. Я упала на алтарь, и кровь моя окрасила его.

И я билась на грани агонии и смерти, и металась от ненависти и страха, и испытала я все грехи. Я кричала, но крик мой был немой, а взгляд мой не ловил ничего, кроме пустоты.