Umbra (СИ)

— Эта прошмандовка нас провела! — воскликнул один из них, — Не волнуйтесь, повелитель, мы убьём её!

Они оба встали в боевую позицию и приготовились к нападению.

— Не нужно, — император жестом отозвал их, — Идите прочь. Я сам с ней сражусь.

— И если он не вернется, — прибавила я, — То вы положите конец этой войне.

— Заткнись, прошмандовка! — хором воскликнули чернокнижники.

— Я согласен, — усмехнулся император, — Давно не играл в азартные игры. Ступайте и отдайте распоряжение: если повелитель не вернется, то война прекращается. А если он побеждает… — он смерил меня презрительным взглядом, — то твоя страна, девка, сдаётся.

— Но, повелитель… Что на вас нашло? Это же…

— Вам особое приглашение нужно? — император грозно на них посмотрел и те предпочли исчезнуть, — Как удачно всё сложилось, — Он повернулся ко мне, — Ты стала очень сильной. Ты владеешь магией древних. Сам Тёмный отметил тебя, я вижу его Разрушитель Границ на тебе.

— Ну и что? — я скрестила руки на груди, — Будешь много болтать — и я тебя успею прихлопнуть. Глупая привычка многих — распотякивать с противником.

— О, вряд ли ты сможешь это сделать, глупая самонадеянная чернокнижница, — оскалился император, — Я не похож на своего недалёкого брата. Именно потому я и жив до сих пор.

— К чему ты это ведёшь?

Император подошел ко мне и провел тонкой маленькой рукой по моей щеке.

— Мне нравится твоя сила. Ты можешь перейти на мою сторону. Поверь, вместе мы сможем многое сделать. Мы будем великими завоевателями и останемся бессмертными в стихах и легендах. Мы будем вести войны, и армии будут нашими куклами, а мы — кукловодами. Разве не это мечта чернокнижника? О, ты упьёшься крови своих врагов.

— Значит, вот чего ты хочешь? — рассмеялась я, — Завоевать мир? Как это банально, Ваше величество, я думала, вы умнее.

— О, нет, глупышка, мне не нужен мир. Мне нужна боль. Мне нужно могущество. Я хочу доказать, что нет пределу человеческой силы, хочу сломать все барьеры.

— И ради чего? Ты будешь крутиться в колесе, одно убийство будет сменять другого, и рано или поздно ты поймёшь, что у всего этого нет никакого смысла.

— Смысл в том, чтобы познать бесконечность. В том, чтобы перестать быть хрупким и беззащитным существом, какими мы, люди, являемся.

— О, я поняла. Я поняла, чего ты хочешь, император.

— И чего же я хочу? — он провел пальцем по моим губам.

— Ты боишься смерти, — я убрала его руку от моего лица, — Ты боишься, что тебя поглотит тёмный омут. Поглотит целиком, без остатка. И твой разум померкнет и свет погаснет. Боишься этой пустоты. Боишься агонии. Боишься, что морщины испещрят твоё тело и ты будешь медленно таять и сходить с ума. О, я знаю это, император. Я вижу это по твоему изменившемуся лицу.

Лицо императора и впрямь преобразовалось в маску нечеловеческой ярости, скривилось, сделавшись уродливым и каким-то ненастоящим.

— Будь ты проклята! Ты врёшь!

— Не отпирайся, император. Я не пойду за тобой, так и знай. Давай сразимся на равных, как чернокнижник с чернокнижником. Забудем о своих рангах и именах. Здесь и сейчас мы лишь два бойца.

— Ошибаешься, мы не равны, между нами огромная пропасть, — осклабился император, — Ты даже не сможешь прикоснуться ко мне.

— Да ну. Сейчас мы это проверим. Сойдемся без демонов и теней. Доверимся своим силам.

И мы сошлись. Я знала, что здесь не было моей власти, знала, что стоит императору щёлкнуть пальцем, и всё здесь обернётся против меня, ибо здесь он творец и созидатель, а я — лишь насекомое. Но меня это не останаволивало. Я в исступлении продолжала нападать на него, созывая все свои силы, накопленные во мне, все свои резервы и тайники. Император был знаком с магией древних и сковывал меня вновь и вновь, и были велики его силы, они мощными потоками лились из него, а я же очень многих сил лишилась в битве с демоном и его слугами в деревне. Император не пачкал руки, и не было ни капли крови на его белоснежной коже, а я же увязла в крови по самую макушку. Он не убивал и не тратил энергию, пока я билась и забирала души. На нем нет ни единого шрама, а я же сплошной ходячий шрам. Он — больше, чем неприкосновенный. Я — меньше, чем презренная трусиха.

Мы бились, как мне показалось, половину вечности, и наши силы почти иссякли. Наши души иссушены и изранены. Мы оба тяжело дышали, сморщенные, пожелтевшие, тощие старики с ободранной кожей и торчащими костями. Мы стояли почти на четвереньках и из наших пастей капала горячая дымящаяся слюна, а наши глаза горели красным огнём.

— Ты слишком трусливая, девочка. Пусть ты и владеешь темной магией, но я-то вижу, что ты по-прежнему дитя.