Дым от его косяка попадает мне в горло. Какое-то время мы сидим молча, и я смотрю на Диллона и Дару. Она, можно сказать, легла на него и целует его шею. Тут я замечаю, что Эйлса смотрит на Диллона раскрыв рот. Диллон всем нравится. Наверное, в нем что-то есть. Что-то такое, чего нет во мне. Музыка стихает, и я слышу тихое шуршание волн, набегающих на гальку. От ветра у меня разбаливается голова и немного хочется спать. Я громко зеваю.
– Это шок от холодной воды, – говорит Тэй.
– Что? – настораживаюсь я.
– У тебя на лице есть крошечные температурные рецепторы. Когда лица касается холодная вода, пульс замедляется, и кровеносные сосуды сжимаются. Тело бережет кислород для сердца и не дает сделать вдох. Вот что произошло, когда ты прыгнула в море.
– Блеск. Мог бы сказать мне об этом до того, как я прыгнула, – ворчу я.
Но его объяснение звучит знакомо. Кажется, я про что-то такое читала, когда делала какое-то домашнее задание по биологии. Человеческое тело – это единственное интересное из всего, что мы узнаем в школе. Я написала доклад о младенцах – о том, как они способны выживать в экстремальных условиях. Например, оказавшись в холодной воде.
– Рефлекс млекопитающих? – спрашиваю я, радуясь тому, что произношу умную фразу. – Это то самое, что помогает выдрам и дельфинам так долго оставаться под водой.
Тэй усмехается, распрямляется и вытягивает ноги.
– Именно так, – кивает он. – Но у нас, людей, с этим не так хорошо. – Он придвигается ближе и пытливо смотрит на меня.
Мне не по себе.
– Послушай, мне вправду жаль, – говорит он. – И я должен кое-что сказать тебе.
Господи. Ну, вот оно. Сейчас он мне скажет, что знает, кто я такая, и что он не хочет со мной иметь ничего общего. Тяжкий груз разочарования наваливается на меня, мерзко сосет под ложечкой. Так можно и Эдди убить.
– Ну, давай выкладывай, – цежу я сквозь зубы, готовая вскочить и уйти.
Тэй опускает глаза.
– Не надо было мне уговаривать тебя прыгать, – начинает он. – Но… честно, я себя ругаю за это… но я был рад, когда ты все же прыгнула. Я еще подумал: это девчонка с яйцами.
– С яйцами? – переспрашиваю я, не совсем понимая, к чему он клонит.
– Ну да. В смысле – смелая.
– Я знаю, что означает слово «яйца».
– Ну да. В общем, вот это я хотел сказать.
Что? Нет, у этого парня очень странная манера разговаривать. Я гадаю, не связано ли это отчасти с тем, что он покурил марихуану. А может быть, он вообще не любитель разговаривать. Если ему хочется посидеть в тишине, я не против. Хотя бы я сама не брякну какой-нибудь глупости.
– У меня целый год был ларингит, – наконец произношу я, надеясь, что он поймет мой намек – что ему вообще не обязательно что-либо говорить.
– Да? – Тэй прижимает ладонь к горлу и проводит по коже.
– Я почти двенадцать месяцев никому ни слова не говорила, кроме брата.
Тэй кивает. Похоже, понимает.
– А еще какие-то проблемы со здоровьем у тебя есть, про которые мне надо знать? – спрашивает он с улыбкой.
– Нет, а у тебя? – тут же спрашиваю я.
Тэй громко смеется:
– Иногда у меня бывает вывих в плече – сам по себе. Но во всем, кроме этого, я нормальный, здоровый семнадцатилетний парень.
Он продолжает смеяться. Я хмуро смотрю на него.
– Извини, – говорит он. – Не знаю, почему я так много смеюсь. Иногда хохочу без причины. Это нехорошо. Но, между прочим, ты в тот день так и не сказала, каков твой вердикт.
– Насчет чего? Насчет фридайвинга?
– Нет, насчет того, кто победил в прыжках в воду.
С моих губ срывается вздох облегчения. Если бы Дэнни рассказал Тэю про Эдди, Тэй бы уже наверняка об этом обмолвился. Я представляю идеальные движения Тэя, его стройное тело, рассекающее воздух, и мгновение, когда он вынырнул на поверхность, даже не особо тяжело дыша. У меня сосет под ложечкой, но мне не хочется радовать его тем, как он был, на мой взгляд, хорош.
– Конечно, я! – заявляю я. – Думаю, я заработала дополнительные очки за то, как драматично все получилось. – И добавляю потише: – Ты ведь сам только что сказал насчет того, что я храбрая, – значит, я произвела на тебя впечатление.
Тэй улыбается, качает головой и говорит:
– Ну да, в этом смысле я отдаю тебе должное, но я хочу реванша.
– Насчет этого не уверена.
– Ой, ладно! Нельзя, чтобы один неудачный случай заставил тебя отказаться.
– Дэнни говорит, что мне больше нельзя приходить в бухту.
Тэй поджигает длинную травинку и гасит кончиками пальцев. Поджигает другую травинку. Его паузы еще длиннее, чем были у Эдди.
– Тэй? – негромко окликаю его.
Он запрокидывает голову и усмехается, скосив глаза на меня. Я отбрасываю капюшон назад, чтобы не слишком сильно походить на мальчика. Я, конечно, знаю, что волосы у меня лежат как попало, а ветер еще сильнее растреплет их, и причесаться – никакой возможности. Замечаю, что Тэй на миг задерживает взгляд на моих волосах, но в следующее мгновение он смотрит мне в глаза:
– Слушай, ты насчет Дэнни не переживай. Просто он не любит соревноваться с девчонками. Иногда он бывает ужасным занудой.
– Если он тебе не нравится, почему же вы с ним друзья?
Тэй фыркает: