Натягиваю на лицо маску. После трех глубоких вдохов мы погружаемся. Почти сразу чувствую, как вода давит на уши. Судорожно сглатываю. Кажется, что барабанные перепонки вот-вот лопнут. Всего несколько секунд – и мы касаемся дна. Песок мягкий. Тэй показывает мне знак «ОК» – колечко из соединенных большого и указательного пальцев. Он опускается на колени, сложив руки на груди и не сводя глаз с меня. Он без капюшона, без маски, без ботов. Крутой. Правой рукой я сжимаю веревку, слегка дрожу и стараюсь не думать о том, как холодна вода. Вместо этого считаю в уме. На счете «тридцать» я наконец оглядываюсь по сторонам и обнаруживаю, что вижу довольно далеко. Видимость у дна намного лучше, чем на поверхности. Мимо проплывает маленькая рыбка, поворачивает и плывет обратно. Отпускаю веревку и начинаю рисовать фигуры на песке. Тэй качает головой и заставляет меня снова схватиться за веревку. У меня начинает пульсировать грудная клетка. Пытаюсь продержаться еще двадцать секунд и смотрю вокруг. Мне хочется запомнить это навсегда. Это самый потрясающий момент в моей жизни. Неужели надо было целых шестнадцать лет ждать его? Просто удивительно!
Слева от меня на дне лежит якорь, покрытый зеленой слизью. И еще – что-то белое. Похоже на туфлю, наполовину увязшую в илистом дне. Туфля… она выглядит очень знакомо. Мятая белая кроссовка. Удар. И я снова там… Рука Эдди сжимает мою руку, он пытается устоять на камнях. Я едва не падаю. Мы стоим по щиколотку в воде. Сегодня мы празднуем свой одиннадцатый день рождения.
«Стой спокойно, Эдди! – сердито говорю я. – Будешь топать – фины не приплывут!»
Он пронзительно хохочет. Я смотрю туда, где сейчас Диллон, – а он далеко в море, за мысом. Я машу ему рукой и зову на берег. Я кричу, но он не оглядывается.
«Хочу финов!» – восклицает Эдди в который раз и топает ногой. На этот раз он выдергивает руку из моих пальцев. Я не успеваю удержать его, и он шлепается в воду. Холодные брызги обдают мое лицо. Поднимается ветер, волны становятся выше. Плавать в такую погоду слишком холодно. Диллон хотя бы в гидрокостюме.
«Вставай! – кричу я Эдди. – Быстро! Идем на берег!»
Тянусь к нему, но он не хочет брать меня за руку. В этот день он всегда делает только то, что хочет. Оборачиваюсь, ищу глазами отца, чтобы он пришел и увел Эдди на берег. Но я его нигде не вижу. Он не сидит там, где сидел. Кроссовки Эдди на берегу, а отца там нет. Я так замерзла, что у меня руки посинели. Я дышу на них, но этого мало.
«Скорее, Диллон», – еле слышно бормочу я.
«Где фины? Где Озорник? Где Сандэнс?» – спрашивает Эдди, сидя в воде. Рядом с ним разбиваются волны.
«Пойдем! Нужно вытереть тебя!»
«Нет! Хочу Диллона!»
«А Диллон вон там. И все дельфины небось рядом с ним, потому что он не шлепает по воде как ненормальный! Вставай!»
Эдди и не думает меня слушаться. Я наклоняюсь и хватаю его за руку. Она еще холоднее моей.
«Хочу финов» – кричит он мне.
А потом все заволакивает пелена.
Разжимаю пальцы, в которых держала камень, и быстро всплываю. Когда я выныриваю, Тэй рядом со мной.
– Эй, ты мне должна была знак показать! – говорит он, не обращая внимания на то, что я испуганна. – Ну, а теперь скажи, как это было? Ты неплохо справилась. – Он смотрит на часы: – Пятьдесят секунд – почти целая минута.
А я его почти не слушаю. Мне нужно понять, что же я только что видела, пока была на дне. Как только мне удается немного отдышаться, я плыву к лодке, от которой вниз тянется веревка с якорем. Где-то там лежит и белая туфля.
– Элси, стой! В чем дело?
Тэй нагоняет меня, а я без сил, хотя проплыла всего пару метров.
– Там что-то есть, внизу, – выдыхаю я.
– Что? – встревоженно спрашивает Тэй.
– Не знаю. Похоже, мусор какой-то.
Тэй не смеется, не говорит, что я сбрендила. Он велит мне плыть к уступу и ждать возле лесенки.
– Внесу свой вклад в очистку окружающей среды, – говорит он и ныряет.
Мне кажется, я целую вечность жду его возвращения. Дождь немного стих, но небо по-прежнему пасмурное, тучи висят низко. Пытаюсь убедить себя в том, что там была не туфля, и даже если так, то это не кроссовка Эдди. Откуда кроссовке взяться в бухте?
Тэй выныривает на поверхность.
– Одна гнилая кроссовка! – говорит он, держа спортивную туфлю за шнурки.
Я четко вижу белую кроссовку.
Но она не могла принадлежать моему брату. Она слишком большая. Теперь я это вижу. Кожаный язычок позеленел от налипшего ила. Из кроссовки выпадает какая-то ракушка – похоже, в ней кто-то живой. Мне не по себе из-за того, что я разрушила чей-то домик.
Мне хочется спросить, не видел ли Тэй еще чего-нибудь на дне, но у меня стучат зубы и хочется одного – согреться. Поднимаюсь по лесенке, еле могу шевелить руками, но Тэй подталкивает меня сзади, и мне даже все равно, что он прикасается к моим ягодицам.
– Давай скорее в сарай, там согреемся.
– Я хочу домой.
У меня голос дрожит от холода.
– Знаешь, а пятьдесят секунд – совсем неплохо для первой попытки. Ну, на самом деле она была вторая.
Его рука едва заметно гладит мое плечо.