Умеренность. Путь к свободе, мудрости и величию

Другие игроки работали над тем, чтобы стать сильнее и крупнее, а Брэди — над гибкостью. Он подвижен. Он легок. Он пластичен и в прямом, и в переносном смысле. Он не делает все строго определенным образом, а всегда приспосабливается к переменам в игре, к новым правилам, незнакомым ресиверам[273], к команде в другом городе, к молодому поколению спортсменов[274].

Теперь мы тоже должны знать, как меняться?

Да.

Один коллега однажды идеально уловил этот баланс, заметив, что Черчилль «уважал традиции, но высмеивал условности». Прошлое важно, но оно не тюрьма. Проторенные пути — то, что римляне называли mos maiorum, — важны, но их нельзя считать идеалом. Вспомните королеву Елизавету II. Защитница вечных институтов, которая каким-то образом никогда не позволяла себе отстать от времени.

Именно это выражали Beatles, когда пели: «Ее Величество — вполне милая девушка / Но она меняется день ото дня»[275]. Королева доказала это, наградив в 1965 году всех четверых музыкантов группы орденами Британской империи. Для традиционалистов того времени это был весьма непопулярный шаг, но — если оглянуться — крайне необходимый для вовлечения монархии в современную британскую культуру.

Конечно, кое-что — например, наши принципы — не может измениться. Но прочее? Мы должны быть достаточно сильны, чтобы приспосабливаться и адаптироваться, чтобы не оказаться озлобленными, желчными и неспособными к работе.

Когда баскетбольный тренер Шака Смарт получил приглашение в Университет Маркетта и перебрался из жаркого Техаса в Милуоки, в северный штат Висконсин, его спросили, какую погоду он предпочитает — теплую или холодную. «Я предпочитаю одеваться по погоде», — ответил Смарт.

Нам нужно научиться быть гибкими, чтобы держать удары, одеваться по погоде и соответствовать любым реалиям момента.

Наша дисциплина не может закоснеть, хотя это для нее вполне естественно, если она работает. Однако такое происходит не только из-за успеха. Любой человек, особенно с возрастом, склонен превращаться в раба своих привычек, даже если они не приносят пользы.

Сьюзан Чивер[276] так трагически обрисовала творчество писателя Генри Торо: «По мере того как он становился старше и не имел абсолютно никакого успеха в избранной им области, по мере того как его мир рушился вокруг него, Торо, казалось, становился все более и более окостенелым. Все, что у него оставалось, — его принципы. Но, казалось, не он верил в них, а они управляли им». Это было определением безумия: он крепко держался того, что не работало, застряв в эмоциональном и художественном гетто, которое сам создал.

Вспоминается предупреждение тренера Мухаммеда Али, мощная воля которого требовала всегда стоять в полный рост. «Так ведь и дуб стоит, — заметил тренер. — Но тебе нужно нагибаться и уклоняться, чтобы тебя не уронили. Из дуба получаются еще и хорошие гробы».

Множество людей были похоронены в домовинах, которые они изготовили собственноручно. Причем похоронены раньше времени.

Люди не могли понять, что то, «как они поступали всегда», больше не работает; то, «как нас воспитывали», больше не годится.

Мы должны культивировать в себе способность к изменениям, гибкости и приспосабливаемости. Постоянно, непрерывно. Меняться в малом изо дня в день, как это делала королева, чтобы сохранить и защитить большое. Это не всегда забавно. Это не всегда легко.

Но какая есть альтернатива? Умереть?

Самоконтроль — это не пожизненный приговор. Это образ жизни.

Гибкость не предлагает выбрасывать важное. Она означает понимание того, как жить и позволять жить другим, как комфортно отдыхать в рамках существующих традиций, позволяя создавать и совершенствовать новые. Это означает, что, по мере изменения мира и нашего положения в нем, мы должны приспосабливаться, находить способ сохранить верность принципам, который не обречет нас на горечь, ненужные неудачи или прозябание на обочине жизни.

Косность — это хрупкость. Бесформенность — это несокрушимость. Мы можем выбирать.

Не меняйтесь при успехе

В ночь падения Берлинской стены Ангела Меркель выпила кружку пива и отправилась домой[277]. Толпа заходилась в почти оргиастическом безумии от облегчения и возбуждения, а Ангела легла спать. Ей было над чем поработать на следующий день.

Даже после избрания канцлером[278], после ошеломительного взлета на один из самых важных постов в Европе она осталась в квартире с невысокой квартплатой, где прожила предыдущие 23 года. Билеты в филармонию Меркель оплачивает сама и сидит среди зрителей. Известно, что она делала замечания помощникам, чересчур старательно, как ей показалось, смеявшимся ее шуткам. Берлинцы давно привыкли, что бывший «лидер свободного мира» сама покупает продукты.

Однажды журналист поинтересовался, не беспокоит ли Меркель, что люди в родном городе все еще называют ее, канцлера, «дочерью пастора». «Я такая, какая есть», — ответила она. Независимо от того, что еще изменится в ее жизни, это останется правдой.