Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу

Наместник появился в конце аллеи в сопровождении дюжих гренадеров с пулеметами на изготовку. Здоровенное оружие в их руках казалось игрушечным — чем-то вроде мелкашек. Ситников приближался ко мне быстрым шагом, сильно отмахивая правой рукой, а левую держа у бедра — по старой кавалерийской привычке.

Мои люди расположились в Архиерейском саду по всем правилам скрадывания и были незаметны для мирян. Полковник наверняка решит, что, вопреки здравому смыслу, я пришел на встречу один. Я ждал этого вопроса, но полковник первым делом молча пожал мне руку, затем отпустил гренадер:

— Погуляйте-ка, ребятки.

Они скрылись за густыми кустами сирени. Ситников уселся рядом со мной на крашеную белую скамейку, откинулся на спинку и спросил:

— Намылился куда-нибудь?

Да что все, сговорились? Ничего от них не скрыть!

Довольный произведенным эффектом, полковник раскинул руки, обнимая спинку скамейки, словно плечи закадычных друзей, и сказал:

— Проси чего хочешь, пока я что-то могу сделать.

— Мне нужно пошарить в закромах Охранки.

Ситников присвистнул. Резко наклонился вперед, словно валясь подстреленный, потом снова откачнулся к спинке, ударившись о доски хребтиной.

— Ве-се-лый раз-го-вор… — пропел он на мотив любимой в народе песни. — Это имеет отношение к нападению на Управу? — И глянул на меня — как обжег.

— Самое прямое.

— И что тебе понадобилось?

— Личное оружие и атрибуты.

— А если ничего не найдешь?

— Придется просить князя, — невозмутимо ответил я.

— По-ня-ятно… — протянул полковник. — Тогда сегодня ночью… Езжай в Управу. Я за тобой заеду. — Вскочил на ноги, будто пружиной вверх подброшенный, и понесся по аллее в темень.

Гренадеры серыми тенями возникли из ниоткуда и пристроились у него по бокам и в кильватере. Нет, я был не прав: они наверняка видели моих и-чу и тоже умели растворяться в воздухе.

Дожидаясь Ситникова, я сидел в бывших апартаментах градоначальника и изучал отцовский Большой атлас мира. Замечательное издание — довоенное, в дорогом переплете из телячьей кожи, с множеством таблиц и цветных диаграмм, с гербами, флагами и монетами разных стран. Мне отчего-то казалось, что я вот так, безо всякого кристалла, прямо на разноцветных страницах толстенного тома могу обнаружить гнездилище моего врага.

Я позвонил домой и предупредил, что приеду утром. Дескать, жду важного звонка из Столицы. Вряд ли мне поверили, хоть я и очень старался. Но им не привыкать…

Я сидел в мягком кресле у зажженного камина — надо уважать собственные привычки, иначе не будут уважать тебя — и с громким шелестом листал разделенные калькой страницы. Минутная стрелка старинных напольных часов обегала круг за кругом. В который раз били куранты. Мелькали горные хребты, реки, пустыни. Попадали в поле зрения и вновь скрывались в глубине тома до боли знакомые и совершенно неведомые дороги, мосты, города. Гусинск, Хайлар, Кульджа, Герат, Коканд… Гнездилище Трофима никак не обнаруживалось.

Охранявшие здание Управы и-чу сменялись на постах, кружили по кварталу, контролируя дальние подступы. Никто из уцелевших бойцов не думал, что в любой миг атака может повториться и мы по-прежнему уязвимы. Наложенный самозапрет на трусливые мысли достаточно силен, иначе рать пришлось бы распустить по домам.

Рокотание двигателя я почуял едва ли не за версту — настолько обострился мой слух. Моторов в Кедрине осталось не так уж много. Ну а в ночную пору мало кто решался ездить по городу, да еще производя столько шума. Это был своего рода вызов впавшему в забытье, стонущему от кошмарных снов Кедрину.

…Командир кедринского эскадрона Охраны ротмистр Селиванов, раскинув руки, стоял на ступенях парадной лестницы перед дубовыми дверями штаба уездной жандармерии. Штаб занимал здание бывшей Первой гимназии — с дорическим портиком и непременными львами по бокам лестницы.

Немолодой, полный, взъерошенный со сна ротмистр защищал двери. Селиванов был в незастегнутом кителе, галифе и хромовых сапогах. В ярком свете фонарей мне было видно: он красен как рак, и кажется, его вот-вот хватит удар.

— Не пущу, — повторял ротмистр жутким шепотом, каждый раз отступая еще на один шаг.

Ситников и я в сопровождении взвода автоматчиков тотчас делали шаг, надвигаясь на него в ледяном безмолвии. Лица наши были непроницаемы, в глазах светилась сталь. Выстроившиеся цепью в три ряда гренадеры держали пальцы на спусковых крючках, и можно не сомневаться: только прикажи — откроют шквальный огонь.

— Не пущу. — Еще шаг. Осталось всего три.

Из окон нижнего этажа выглядывали караульные жандармы. И пулеметы, и автоматы были у них наготове. Но приказ не поступал.

— На проводе командир бригады, — высунулась из дверей голова ординарца.

Ротмистр молча погрозил нам пальцем — мол, теперь вы у меня попляшете.

— Дайте мне трубку! — раздался властный, неколебимый голос наместника. Он даже протянул руку, как будто мог получить эту самую трубку прямо здесь и сейчас. Приказ был отдан по всем правилам командного искусства; казалось, ему нельзя не подчиниться. И все же жандарм устоял.

— Я сам… — просипел он задушенно, развернулся и юркнул в дверную щель.