Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу

Я двинулся к столам, не обращая внимания на каптенармусов. Посшибал бы их с ног, не успей они расступиться. Я брал в руки один меч за другим, поглаживал рукоять, эфес, трогал лезвие, ощупывал острие. Отличный металл, прекрасная работа, слава и гордость Гильдии… И вот они здесь, в плену у последних ничтожеств. Обладатели этих мечей, славные кедринские и-чу, сложили головы. Мы оказались слабее мирян, худших среди мирян — значит, заслужили такой удел.

Некоторые мечи я узнал. Вот этот принадлежал Воеводе. У него прекрасное имя — Громобой. Сталь исецкая, на рукояти малахитовые накладки, а сама рукоять похожа на лапу грифона. Никодим Ершов получил меч в подарок от моего деда в день совершеннолетия. Эту историю Иван

Пришвин любил рассказывать, когда вернулась речь после удара. Он обезножел, и голова работала плохо. Когда-то у него в запасе были сотни замечательных историй, но в те, последние, дни он мог вспомнить только две или три и потому все время повторялся.

А вот этот носил на перевязи Фрол Полупанов — сам себе отковал в деревенской кузнице. Меч как меч — ничего особенного. Ни украшений, ни особенной красоты линий. Но усть-ертский Воевода как-то сказал мне, что этой штуковиной разрубил пополам здоровенного железяна — бронированное чудовище, от панциря которого отскакивают пули.

Только переворошив половину кучи — две дюжины мечей, — я наконец обнаружил свой «кладенец». Был он в никудышном состоянии: лезвие зазубрено, словно им колошматили по чугунной отливке, острие обломано, самоцветы из рукояти выдраны. Уж лучше бы я его не видел. Будто надо мной самим надругались.

Селиванов поймал мой взгляд и отступил, оказавшись по другую сторону столов. Наместник подобрался, готовый вмешаться.

— Мне очень жаль, Воевода, но именно в таком виде нам его доставили из Управы, — сказал ротмистр без выражения.

Стиснув зубы, я промолчал. Отложил меч в сторону, еще раз глянул на остальные и вдруг заметил на дальнем конце стола что-то знакомое. Да это же Орлевик!

Я схватил отцовский меч, вскинул на вытянутой руке. От удобно изогнутой рукояти через пальцы в мое тело словно бы вливалась энергия. Лезвие вспыхнуло даже в скупом освещении кладовой. Оно сияло, будто зеркало под солнечными лучами. Как же я сразу его не углядел?

— Вот и решение проблемы, — с видимым облегчением произнес Селиванов.

Я опять смолчал. Стараясь не выказывать радости, я внимательно осмотрел отцовский меч. Он почти не пострадал — недоставало лишь уникального изумруда на конце рукояти. Не беда — найду что вставить.

Я принялся разбирать вещдоки. Среди них мог быть логический кристалл.

— Мы отобрали все прозрачные камешки и стекляшки, — снова заговорил ротмистр; — Если я правильно понимаю слово «кристалл».

— Спасибо, ротмистр, — вместо меня ответил Ситников. — Сейчас Воевода найдет нужный и тогда… — Проглотил конец фразы, увидев, как я пихаю в карманы один мешочек за другим.

— Вы не имеете права… — просипел ротмистр. Ноги его вдруг подогнулись, и он упал бы на пол, не схватись вовремя за край столешницы. Каптенармусы тюками рухнули на каменные плиты.

«Что ты делаешь?» — беззвучно вопрошал Ситников. А я читал один заговор за другим. Я ведь могу любого мирянина скрутить в бараний рог безо всякого фехтования и приемов рукопашного боя. Это именно я — сила, а они — слякоть под ногами.

Ротмистр и его подчиненные зажмурили глаза и на четвереньках поползли в угол кладовой. Убедившись, что мои приказы выполнены, я обратился к наместнику:

— Ты меня неверно понял. Кристалл состоит из семидесяти семи частей, и я должен их все найти и забрать. — Это была только половина правды: я собирался унести отсюда столько логических атрибутов, сколько смогу, и потому, набив карманы, стал сгребать мешочки в рюкзак. Если потребуется, буду пихать их за пазуху.

— Помогай, — бросил я через плечо Ситникову, и он стал помогать.

Когда мы взяли все, что лежало на столах, я прочитал последний заговор — заговор беспрекословного подчинения, и теперь эти твари готовы были на меня молиться.

— Слушайте мой приказ. Вы позабудете все, что мы тут делали. И не вспомните, даже если вас будут пытать. Мы уйдем отсюда вместе с ротмистром, а вы четверо останетесь приводить хранилище в порядок — до шести утра.

Селиванов проводил нас до дверей, поблагодарил за оказанную ему честь и еще долго стоял на ступенях, отдавая честь. Я был уверен: он не ушел, даже когда наш «пэ-эр» и фургон с гренадерами давно скрылись из виду.

— Я видел, как ты упиваешься своим могуществом, — на улице сказал мне Ситников. Лицо его было мрачным. — Понимаю, за что вас так не любит народ.

— Зато я сохранил им жизнь. Поверишь? Это было нелегко.

Полковник хотел еще что-то сказать, но раздумал и только махнул рукой.

…«Дыродел» ждал меня дома. Прекрасный экземпляр — еще в заводской смазке и со свидетельством, что прошел испытательные стрельбы на полигоне в Верхнем Тагиле. И три тысячи патронов. С таким оружием я мог перебить целое полчище Хабаровых.

Глава одиннадцатая Спуск в преисподнюю