Умереть на сцене

— Каретников не был любовником Костровой. Уварова мне об этом сказала совершенно определенно.

— И что? А вот народный артист… как его… — Сухарев покопался в тонкой еще стопочке протоколов и достал один листок. — Ага, Савицкий Станислав Сергеевич. Вот он, так же совершенно определенно, заявил, что Кострова и Каретников любовниками были. И кому верить?

Я подумала немного, вспоминая вчерашнее поведение Алексея. Сухарев терпеливо ждал.

— Нет, — покачала я головой, — не похоже. То есть я, конечно, могу и ошибаться, но то, как Каретников на нее смотрел, как он за водой бросился, как подал бутылочку… его поведение больше подходит человеку обожающему и служащему «даме сердца», так сказать, чем на… допущенного к телу.

— Хм. — В этот раз Сухарев почему-то ни спорить, ни укорять меня в излишнем романтизме не стал.

— Кроме косвенных, какие-нибудь улики против Каретникова есть?

Сухарев помолчал, пожевал губами, потом неожиданно признался:

— Там и косвенных-то кот наплакал. В любом случае мы с ним потолкуем, и очень серьезно. Когда проспится.

— В смысле?

— А ты не знаешь? Ему добрые друзья вчера дали выпить, чтобы стресс снять, да не рассчитали немного на нервах. Вот он со вчерашнего вечера в дрова. Его даже домой не потащили, в гримерке ночевать оставили.

— Уварова говорила, что с ним ее бойфренд остался, — сказала я. — Но про то, что они Каретникова напоили, не упоминала.

Сухарев снова быстро проглядел протоколы и ткнул пальцем:

— Олег Михайлович Стрелков. Про него речь?

Я кивнула и зачем-то добавила:

— Рестаев сейчас «Горе от ума» ставит. Стрелков Чацкого репетирует, а Каретников Молчалина.

— Угу. — Сухарев сделал короткую пометку на листке протокола. — Вот этот Чацкий и постарался. Каретников под утро проснулся, порывался куда-то бежать, так Стрелков в него еще бутылку водки влил. Без закуски.

— Он Каретникова не отравил, часом? — встревожилась я. — Понятно, он с самыми добрыми намерениями, но алкогольная интоксикация…

— Рощина, это же не детишки твои, балбесы-школьники, — перебил меня Сухарев, — это артисты. Народ закаленный. Приходилось мне бывать с этими товарищами в компании, так даже на меня произвели впечатление. Им бутылка водки — только для разогрева.

— Может, врача? — неуверенно предложила я.

— Зачем? Я сам глянул из дверей: спит на диване, бревно бревном. Все нормально у него, просто в полной отключке сейчас. Недееспособен. Если к вечеру не прочухается, придется его с собой забирать. В камере протрезвеет.

— Как-то это… такой удар по психике…

— Рощина, — Сухарев прищурился, — если ты вдруг не помнишь: мы не летучий отряд армии спасения, мы полиция. И расследуем особо тяжкое преступление — убийство. И Каретников этот — один из основных подозреваемых. А если он, по своей тонкой нервной организации, как проснется, еще бутылку водки примет? Мне его допросить надо, я не могу ждать, когда ему надоест нервы алкоголем лечить.

Я промолчала. С одной стороны, я осталась при своем мнении — если Каретников придет в себя за решеткой, это жестоко. С другой — Сухарев прав: ему свидетелей опрашивать надо, а если они все дружно в запой уйдут? Нет уж, действительно имеет смысл Каретникову в камере переночевать, по крайней мере, к утру протрезвеет.

Сухарев с сомнением посмотрел на меня, потом кивнул:

— Ладно, Рощина, если у тебя больше ничего нет — иди, займись делом. Хотя, минуточку! Ты карту памяти в камере поменяла? — Он требовательно протянул вперед руку, ладонью вверх.

— Евге-ений Васи-ильевич, — укоризненно протянула я, даже не делая попытки открыть сумку. — У вас же аппаратуры нет, посмотреть, что там. Я в офис вернусь, отдам Ниночке, она вам копию сделает. А я завтра к своему отчету приложу. Да и нет там наверняка ничего интересного. Вчера все здесь были.

— Договорились, жду до завтра, — Сухарев выразительно посмотрел на меня, — но если вдруг что… с любой мелочью сразу ко мне, поняла?

— А как же! Мы порядок знаем.

Евгений Васильевич еле заметно усмехнулся: не поверил, но комментировать не стал, только махнул рукой, отпуская.

Что ж, обязательные фигуры танца исполнены, теперь можно и делом заняться. Конечно, хорошо бы просмотреть протоколы уже опрошенных свидетелей, но Сухарев, хоть он ко мне и неплохо относится, сейчас не даст. Не привык он делиться информацией. Ладно, потом к ребятам подкачусь, они не откажут. Кстати… Я достала из кармана блокнот и первым делом записала коротко факты, которыми со мной поделилась говорливая Шурочка. Потом просмотрела план, который мы набросали с Гошкой, и огляделась вокруг.

— Вы напоминаете кошку, которая выбирает мышку пожирнее, чтобы позавтракать. — Голос, прозвучавший за моей спиной, был в меру насмешлив, в меру холоден и в меру дружелюбен. — Но вы не из полиции… кажется, Феликс назвал вас журналисткой.

Я медленно повернулась и растянула губы в вежливой улыбке:

— Да, я не из полиции.

— Уже хорошо. — Красавец Чацкий просиял такой же неискренней улыбкой и протянул руку: — Позвольте представиться, Олег Стрелков.