Умереть снова

— Это была полностью моя вина. Ребенком я коллекционировал змей. Ловил их и держал в ящиках в своей спальне. Но в один прекрасный день я стал слишком самоуверенным, и моя гадюка укусила меня.

— Пресвятой Боже. И что случилось потом?

— К счастью, это был сухой укус, без яда. Но он научил меня тому, что за беспечность следует расплачиваться. — Он с сожалением покачал головой. — Худшей частью стало то, что моя мать заставила меня избавиться ото всех змей.

— Поверить не могу, что она вообще разрешила Вам их коллекционировать. Или в то, что позволяла выходить наружу, когда вокруг сновали леопарды.

— Но именно так и поступали наши предки, Милли. Мы делали так испокон веков. Какая-то частичка Вас, какая-то древняя память глубоко в мозгу считает этот континент домом. — Он осторожно протягивает руку и касается моего лба. — Вот так Вы здесь и выживете, отыскав эти глубокие древние воспоминания. Я помогу Вам найти их.

Внезапно я ощущаю на себе взгляд Ричарда. Джонни тоже его чувствует и мгновенно расплывается в широкой улыбке, словно щелкнув переключателем.

— Дичь, жареная на костре. Она ни с чем не сравнится, правда? — восклицает он.

— Гораздо нежнее, чем я мог вообразить, — говорит Эллиот, слизывая сок с пальцев. — Я чувствую, что нащупал связь со своим внутренним пещерным человеком!

— Может, когда я подстрелю следующую, разделкой займетесь вы с Ричардом?

Эллиот выглядит испуганным.

— Э-э-э… я?

— Вы же видели, как это делается. — Джонни смотрит на Ричарда. — Считаете, вы справитесь?

— Конечно, справимся, — отвечает Ричард, уставившись на Джонни в ответ.

Я сижу между ними, и хотя Ричард игнорировал меня большую часть трапезы, теперь он кладет руку на мое плечо, словно заявляя о своем праве собственности. Будто считает Джонни соперником, намеревающимся похитить меня.

Мысль об этом заставляет мое лицо вспыхнуть.

— Вообще-то, — заявляет Ричард, — мы все готовы приступить к дежурству. Можем заступить на смену уже сегодня.

Он протягивает руки к винтовке, которая всегда лежит возле Джонни.

— Вы не сможете не спать всю ночь.

— Но ты же прежде никогда не стрелял из такой винтовки, — замечаю я.

— Я научусь.

— Тебе не кажется, что это стоит решать Джонни?

— Нет, Милли. Я не считаю, что оружие должно быть только у него.

— Что ты творишь, Ричард? — шепчу я.

— Я мог бы задать тебе тот же вопрос.

Взгляд, которым он одаривает меня, радиоактивен. Все вокруг костра затихли, и в тишине мы слышим далекие возгласы гиен, пирующих подарком из внутренностей, который мы оставили позади.

Джонни спокойно произносит:

— Я уже попросил Исао взять на себя вторую смену сегодня ночью.

Ричард удивленно смотрит на мистера Мацунага.

— Почему его?

— В стрелковом клубе Токио я — стрелок номер один, — отвечает мистер Мацунага, гордо улыбаясь. — Во сколько мне нужно заступить на дежурство?

— Я разбужу тебя в два часа, Исао, — говорит Джонни. — Тебе лучше сегодня лечь пораньше.

* * *

Ярость в нашей палатке похожа на живое существо, чудовище с горящими глазами, которое ждет, чтобы атаковать. Я — та, кто находится в его поле зрения, жертва, в которую оно воткнет свои когти, и я стараюсь говорить тихим и спокойным голосом, надеясь, что эти когти меня минуют, что эти глаза потухнут. Но Ричард не позволяет ей утихнуть.

— О чем он говорил с тобой? О чем вы двое так мило ворковали? — требует он.

— Как ты считаешь, о чем мы говорили? О том, как пережить эту неделю и остаться в живых.

— Так вы разговаривали только о выживании, так?

— Да.

— Из-за этого чертовски хорошего Джонни мы сейчас и попали в такое безвыходное положение.

— Ты винишь в этом его?

— Он доказал, что ему нельзя доверять. Но, само собой, ты этого не видишь. — Он смеется. — Знаешь ли, для этого существует термин. Называется «лихорадкой хаки».

— Что?

— Когда женщина западает на своего проводника по бушу. Тащится от мужика, одетого в хаки и раздвигает перед ним ноги.

Это самое грубое оскорбление, которое он мог бросить, но мне удается сохранить спокойствие, потому что ничто из того, что он мне сейчас говорит, теперь не ранит меня. Мне просто безразлично. Вместо этого я смеюсь.

— Знаешь, я только что осознала кое-что насчет тебя. На самом деле ты сволочь.

— По крайней мере, не я хочу трахнуть проводника по бушу.

— Откуда ты знаешь, что я уже этого не сделала?

Он укладывается на бок, повернувшись ко мне спиной. Я знаю, что он так же сильно, как и я, хочет выйти из этой палатки, но опасается даже сделать шаг наружу. Как бы то ни было, нам больше некуда идти. Все, что я могу сделать — подальше отодвинуться от него и молчать. Я больше не знаю, кто этот мужчина. Что-то внутри него изменилось, произошла какая-то перемена, которую я проглядела. Буш сделал это. Африка сделала это. Теперь Ричард чужак или, возможно, он всегда был чужаком. Можно ли вообще по-настоящему узнать человека? Я когда-то читала о жене, которая десять лет была замужем, прежде чем обнаружила, что ее муж был серийным убийцей. «Как она могла не знать?» — подумала я, когда прочла эту статью.