Умереть в Италбаре

В следующее мгновение мозг Морвина уже клубился, подобно туману, захваченный потоком наложенных друг на друга форм и цветов, смешанных с такой чёткостью и ясностью, что он перестал различать, что существует реально, а что — нет. Но вот всё заволокло синевой, а в глубине её неслись в дикой пляске мириады голубых женщин; и когда Морвин понял — без всякой видимой причины — что множественность их — всего лишь символическая иллюзия, они начали смешиваться, сливаться, соединяться одна с другой и превращаться в более конкретные образы. Морвин обнаружил, что стал объектом пристального изучения раскачивающихся женщин. Их оставалось всего две: одна — высокая, мягкая, прекрасная, мадонна сострадания, и другая — похожая внешностью на первую, но с преобладанием в облике того, что Морвин мог назвать только беспощадностью. Потом и они слились — и лицо рождённой от этого союза женщины напоминало лицо второй. Стоя среди голубых молний, она посмотрела на Морвина немигающими, лишёнными век глазами, и взгляд этот мгновенно сорвал с него и плоть, и разум, ужаснув его своей первозданной, нереальной силой.

— Шинд! — закричал он и, вытащив оружие, начал стрелять.

— Она использует меня! — казалось, кричал Шинд. — Помоги мне!

Бесполезное оружие выскользнуло из пальцев Морвина. Он ощутил себя в гуще сна, вселенского кошмара. Двигаясь без движения, думая без мысли, инстинктивно действуя так, будто работает с субстанцией сна, он схватил образ и приложил к нему свою волю. Движимый на этот раз ужасом, который, подобно огню, охватил всё его существо, Морвин обнаружил, что в состоянии управлять силой, превосходящей всё, чем он владел раньше, и нанёс удар по насмехающемуся над ним созданию, принявшему образ женщины.

Лицо её изменилось — с него исчезли все признаки довольства. Фигура её уменьшилась, исказилась, исчезла, вернулась, исчезла, вернулась. При каждом её исчезновении Морвин видел человека, лежащего теперь на земле.

Болезненный вой заполнил его голову. Потом вой исчез, исчезла она и, наконец, он сам.

* * *

— Стой!

Малакар обернулся.

— В чём дело?

— Уже ни в чём, — ответила она. — Мы закончили своё дело. Пора возвращаться на корабль. Мы улетаем.

— О чем ты говоришь? Что с тобой?

Джакара улыбнулась.

— Ничего, — сказала она. — Со мной всё в порядке.

Малакар внимательно посмотрел на неё, и понял, что что-то изменилось. За несколько секунд он разложил свои впечатления по полочкам. Первое, что поразило его — некая особая расслабленность Джакары. Внезапно ему пришло в голову, что он никогда прежде не видел её такой приятно взволнованной. До этой минуты она всем своим поведением напоминала готового выполнить любой приказ солдата. Голос её тоже изменился — стал мягче, женственнее, но вместе с тем приобрёл властность — шелковистую и гибкую.

Соображая, какой же вопрос задать первым, он сказал просто:

— Не понимаю.

— Конечно, не понимаешь, — сказала она. — Нам нечего больше искать. То, что ты ищешь — перед тобой. Фон Хаймак нам больше не нужен, потому что я нашла себе лучшее обиталище. Мне нравится Джакара — её тело, её примитивная страсть — и я останусь внутри неё. Теперь мы вместе совершим всё, что ты задумал. И больше. Намного больше. Ты получишь свои эпидемии, своих мертвецов. Мы займёмся лечением главной болезни — жизни. Давай вернёмся на корабль и полетим куда-нибудь, где много людей. К тому времени, как мы доберёмся туда, я буду готова. Ты станешь свидетелем зрелища, способного удовлетворить даже такую страсть, как твоя. И это будет только начало…

— Джакара! У нас нет времени для шуток! Я…

— Я не шучу, — тихо сказала она, поднимая руки к его лицу.

Она провела пальцами по щеке Малакара, задержала их на висках, парализовала его видением смерти. Повсюду мёртвые и умирающие. Симптомы разнообразнейших болезней мелькнули перед ним, представленные как на выставке, на бесчисленном множестве тел. Он увидел планеты, бьющиеся в тисках эпидемий, лишённые жизни миры, их улицы, дома, мёртвые поля усеяны трупами, гавани, о причалы которых бьются трупы, реки, задушенные трупами, распухшими, разлагающимися. Все были равны перед смертью, все превратились в трупы.

Малакару стало плохо.

— Боже мой! — выдавил он из себя. — Что ты такое?

— Ты видел то, что видел и не понял?

Он отпрянул.

— Тут что-то нереальное. Та голубая богиня, про которую Сэндо…

— Как тебе повезло! — сказала она. — И мне тоже! Твои возможности значительно превосходят возможности моего прежнего послушника, а ведь у нас общая цель…

— Как получилось, что ты смогла захватить тело Джакары?

— Твой слуга Шинд был связан с её мозгом, и по этой ниточке я вошла в него. Она показалась мне предпочтительнее того человека… До чего приятно снова ощутить себя женщиной!

— Шинд! Шинд! — позвал он. — Где ты? Что с тобой?

— Твои слуги плохо себя чувствуют. Они больше не нужны нам. Их всё равно пришлось бы оставить здесь. Особенно человека по имени Морвин. Пойдём к кораблю!

Слабо, очень слабо, словно собака, царапающаяся в дверь, Шинд коснулся его мозга.