Умершее воспоминание (СИ)

У Карлоса зазвонил телефон, и он, отвернувшись и прижав к уху один палец, чтобы музыка не мешала говорить, ответил на вызов. Я плохо слышал, о чём он говорил, но точно знал, что ему звонила Алекса. Джеймс наблюдал за ним, прищурив один глаз и слегка покачиваясь из стороны в сторону.

— Ну всё, мне пора домой, — с улыбкой сказал ПенаВега, посмотрев сначала на меня, потом на Джеймса. — Дела зовут.

— О, да брось, ты всегда рано покидаешь нас, — мало разборчиво протянул Маслоу, слегка отодвигаясь от барной стойки.

— Я не могу показать Алексе, что что-то для меня может быть важнее неё… Ну, вы знаете. Не могу я остаться, правда.

— Ладно, тогда до понедельника? — сказал Кендалл, подошедший к нам, и протянул Карлосу руку.

— До понедельника, — кивнул, улыбаясь, испанец и пожал руку Шмидта. Потом он похлопал по плечу Джеймса, полулежавшего на стойке, и повернулся ко мне. — А с тобой до завтра, верно?

— Верно, — улыбнулся я в ответ, и мы пожали друг другу руки.

Когда уехал Карлос — единственный мой адекватный и не занятый собеседник, — я немного заскучал. Я начал думать об Эвелин, мысли о которой почти никогда не покидали мою голову. За два года наших отношений, которые, впрочем, были ознаменованы и не самыми приятными моментами, мой пыл не охладился ни на градус. Я продолжал её любить даже тогда, когда она своей жестокостью, казалось, вырывала моё сердце из груди; я продолжал её любить даже тогда, когда и сам, случалось, срывался на неё. Моё состояние чаще всего подводило меня, и я принимал все эти ссоры очень, очень близко к сердцу. В последнее время для меня всё стало иметь преувеличенно большое значение…

В итоге наши отношения представлялись мне сложным процессом, в котором оба мы несли огромную ответственность. Каждый наш шаг был опасен и запросто мог нарушить нормальное течение всего процесса; порой мне даже казалось, что отношения — это дорога, где практически на каждом шагу была спрятана мина.

Однако я усложнял всё сам, один, хотя делал это совершенно не намеренно. О, если бы в моих силах было всё изменить!.. Да, я любил её, но этим самым и причинял ей страдания. Почему человек заставляет страдать тех, кого больше всего любит? О, сколько времени я изводил её своими резкими мыслями, высказанными вслух; сколько времени она терпела всё это… Временами, особенно в периоды яростных вспышек, я отчётливо выделял для себя одну мучительную, но очень справедливую мысль: чтобы избавить Эвелин от страданий, мне нужно.. оставить её. Да, да, эта мысль была пугающе страшна, но неужели она не являлась единственно верной?! Как бы там ни было, эту мысль я пока что ото всех прятал, хотя мне казалось, что парни, каким-то образом замечая мучения, которые я причинял своей возлюбленной, несколько раз пытались навести меня на эту мысль… Я видел, что Эвелин было ужасно непросто со мной, и от этого часто задавался вопросом: делали ли эти отношения счастливыми нас обоих?..

— Фух, теперь вы видите, как сильно я нуждаюсь в Скарлетт? — спросил Кендалл, усаживаясь на стул напротив меня. — Я на ногах уже пять часов подряд, даже присесть некогда. А Скарлетт очень мне помогает, избавляя меня от обязанности обслуживать добрую половину клиентов. Ну, теперь и мне стаканчик можно.

Я хмуро наблюдал за тем, как Шмидт наливал себе виски.

— Ты ведь на работе, забыл? — сказал я.

— Брось, ты видел когда-нибудь трезвых барменов? — Немец сделал глоток виски и с наслаждением улыбнулся. — К тому же без выпивки тут просто не выжить.

— И сколько ты вливаешь в себя за один рабочий день?

— Когда как, бывает и по бутылочке… Главное не переборщить, иначе потом с ума начинаешь сходить. Ну что, Логан, налить тебе?

— Нет-нет, спасибо, — отказался я и мысленно добавил: «Мне и без этого есть, от чего сходить с ума».

— Ладно, как знаешь. — Вздохнув, Кендалл перевёл взгляд на Джеймса, лежавшего на стойке, и с усмешкой спросил: — Давно он спит?

— Час уже, наверное. Ну и нахлестался же он…

— М-да, не поделаешь с этим ничего… Лучше бы он на самом деле поехал ко мне.

В последнее время у нас с Кендаллом установились прекрасные, вполне устраивающие меня отношения. Уже года полтора как он не заводил наш разговор в сторону Эвелин и ничего не спрашивал о ней. Вообще-то это было потому, что они вдвоём нередко виделись… Но то, что наши с ним отношения вернулись к тем, какими они были ещё до появления Эвелин в моей жизни, почти полностью окупало мою ревность к их встречам. Я больше никогда не называл Шмидта подлецом, да и не было у меня особо веских поводов: мы с ним перестали ругаться и драться.

— Лучше бы не стало, — ответил Джеймс, поднимая голову. — Я и здесь себя вполне хорошо чувствую. Но мне будет гораздо лучше от ещё одного стаканчика…

— Ещё один стаканчик, — прервал друга владелец «Погони», — и ты точно свалишься со стула. На, попей лучше простой воды. — И он поставил перед Маслоу высокий стакан, наполненный водой.

— Мы будем здесь до д-двух? — спросил ловелас в отставке, взяв стакан и поднеся его к губам.