Умершее воспоминание (СИ)

Я был несколько изумлён этим вопросом, а потому не смог ничего выговорить и лишь отрицательно покачал головой в ответ.

— Ну и хорошо, — с обрадованной улыбкой вздохнула Дженна. — Не хочу, чтобы она повторила судьбу своей старшей сестры.

На несколько минут общий разговор вернулся к теме свадьбы; я слушал его со сдержанной улыбкой и довольно терпеливо. Но потом моя мама, подняв глаза к потолку, сказала:

— Логги, я думаю, к Эвелин нужно подняться и узнать, не нужно ли ей чего-нибудь.

И я не выдержал.

— Боже, да просто оставьте её в покое, — вспыльчиво ответил я, бросив вилку на стол, — дайте человеку отдохнуть!

— Но… дорогой, мне показалось, что ей плохо…

«Да, мне тоже плохо, — мрачно подумал я, — всем плохо. И чем мы сможем друг другу помочь?»

— Мам, ты слышала, что она сказала? Всё будет в порядке. Она немного поспит, и всё пройдёт. А ночью я отвезу её погулять, и тогда она станет совсем свежей.

Ночью я действительно отвёз Эвелин подальше от города, чтобы позволить нам обоим отдохнуть от изматывающей суеты и освежить мысли. Остановившись среди пустого и бескрайнего поля, мы вышли из машины, сели на капот и подняли головы к небу. Я вспомнил, что в последний раз мы с ней созерцали звёзды всего лишь несколько недель назад, на заброшенной ферме. Тогда я хотел утолить её глубокую печаль, которая на тот момент мне была ещё неизвестна.

Теперь же я хорошо знал причины печали моей возлюбленной и всё равно хотел утолить её. Почему? Я прекрасно понимал, что моя жестокость, моя бессердечность по отношению к Эвелин, мои попытки поиздеваться над ней и бешеное желание увидеть её слёзы — всё это было напускное. На самом деле я, вполне возможно, даже по-своему жалел её, мне хотелось знать и видеть, что она счастлива, а на её слёзы я по-прежнему не мог смотреть. Среди руин моего сердца, где-то под осколками, ещё яростно билось нечто маленькое, но горячее и крепкое, сильное и непобедимое. Это «нечто» оставалось для меня тем источником, из которого я черпал новые силы каждый день, источником, который поддерживал во мне жизнь. Это «нечто» я называл любовью.

— Я начинаю понимать, что каждую ночь вижу совсем другую вселенную, — сказала Эвелин, и я улыбнулся, осознав, что она возвращалась «в себя». — Вчера звёзды казались мне ледяными и мёртвыми, а сегодня я вижу в них бесконечный свет памяти.

— Вселенная всё та же, — ответил я, — это ты каждую ночь другая. Всё зависит от того, с какими мыслями ты обращаешься к вселенной.

— Я думаю, что звёзды очень мудрые. Они смотрят на Землю уже миллионы лет и знают всё, что здесь происходило, помнят всех, кто когда-либо жил здесь. А их свет — это свет памяти. Они будто светят для того, чтобы мы сегодня помнили о тех, кто был с нами вчера.

— Выходит, мудрые звёзды много знают?

— Они знают всё. Просто они одиноки и не могут поделиться с людьми своей мудростью.

— Как жаль, что люди не умеют разговаривать со звёздами, — вздохнул я, с прищуром глядя в небо. — Может быть, они рассказали бы мне, в чём смысл жизни.

Эвелин взглянула на меня со слабой улыбкой. Её глаза блестели тихой радостью.

— Жизнь имеет смысл только в самой себе, — сказала моя возлюбленная. — Посмотри на цветы, на реки, на горы — это тоже жизнь. Розы не спрашивают, для чего они живут, они просто наслаждаются своей красотой, своим ароматом и радостно цветут. Человек — часть природы, так зачем он спрашивает, для чего он живёт?

— А как же цели? — спросил я, пожав плечами. — Как же стремление к совершенству? Невозможно наслаждаться самим собой, если ты несовершенен.

— Ты очень сильно обижаешь природу, когда называешь её создание несовершенным. Человек уже рождается тем, кем должен быть. А стремясь к тому, чтобы стать кем-то, он теряет самого себя. Нам не нужны цели, Логан, мы просто можем быть счастливы тем, что живём и дышим. У нас есть всё, так что нам нечего желать. Желания делают людей несвободными, а жизнь — это свобода.

Я немного помолчал, раздумывая над её словами, после чего сказал:

— Получается, если мне нечего больше желать, я свободен. А если я свободен, выходит, я действительно живу. Не превращать свою жизнь в бесконечное следование от одной цели к другой — в этом, наверное, и есть её смысл. — Я снова помолчал и добавил: — Когда осознаёшь, в чём смысл жизни, не так уж и страшно умереть. Правда?

— В смерти, наверное, тоже есть свой смысл, — пожала плечами моя спутница. — Хотя живым он и недоступен, я думаю, что смерть — это ещё не конец. Я никогда не боялась умереть.

«Правда? — подумал я. — Странно. А я почему-то побоялся».

Я обнял Эвелин, чтобы ей было удобнее лежать, и она, положив голову на моё плечо, закрыла глаза. В тишине мы провели около пяти минут, после чего моя возлюбленная снова заговорила:

— Знаешь, а может, звёзды — это вовсе не память. Может, это символы разбитых сердец. Звёзды — это не исполнившиеся мечты, рухнувшие надежды, разочарования… Они на небе, очень высоко, потому что до них нельзя дотянуться. На них можно только смотреть и думать о том, что земля и небо никогда не сойдутся.