Но что Эвелин? Что она собиралась делать дальше? Я предполагал, что она в конечном счёте собиралась рассказать мне обо всём, в противном случае её смелый поступок был бы бессмысленным. Но возможно и другое: может быть, она хорошо понимала слабость Кендалла и ждала, что он не выдержит и сам во всём мне сознается, а ей даже не придётся себя утруждать. И она была права: узнать об этом не от неё мне было в разы больнее… Но если она всё же сама планировала рассказать мне, то почему она до сих пор молчала? Я видел её мучения и понимал, из-за чего она страдала, но её молчание было мне непонятно. Эвелин лгала мне, и не столько измена, сколько ложь — именно эта ложь так глубоко меня уязвляла.
И, может быть, сегодня вечером мне захотелось сделать что-то Эвелин в отместку. Это желание было безумным и чисто инстинктивным, потому что оно выходило из старого, как мир, закона «око за око». Я обманул её, поужинал с чужой женой, зачем-то открыл этой чужой жене тайну, связывающую только меня и Эвелин, а потом чуть её не поцеловал…
Но не поцеловал. Почему? Я ведь так хорошо помнил своё стремление показать Эвелин, каково это — узнавать о неверности, страдать от ревности и обманываться в собственном доверии… Почему? Ответ был прост. Всё потому, что я не ненавидел Эвелин. Ещё несколько лет назад я услышал от своего отца очень умное выражение, которое запомнил, кажется, на всю жизнь: «Мужчины изменяют из ненависти, женщины — из любви». А я слишком, слишком любил её…
Бесконечная ночь, которую я провёл в размышлениях, блуждая среди своих безумных мыслей, сменилась долгожданным утром. Я лежал в своей постели, глядя в потолок, и чувствовал, что во мне не оставалось сил даже для того, чтобы просто закрыть глаза. Но эта усталость была даже приятной: я всё-таки преодолел второй шаг, а это значило, что я стал ещё ближе к своей цели. Пусть я не смог понять Эвелин до конца и всё ещё злился на неё за её обман, но всё же я был несказанно рад видеть её, когда она приехала домой в седьмом часу утра.
— Ты уже не спишь? — спросила моя невеста с усталой улыбкой. Я видел, что она очень устала, но Эвелин всегда старалась скрыть это за хорошим настроением.
— Ещё даже не ложился. Тебя ждал.
— Меня? — с удивлением переспросила моя избранница, расстёгивая пуговицы на блузке. — Зачем?
Я не ответил и осторожно погладил Эвелин по волосам; она наблюдала за мной, в изумлении приподняв одну бровь.
— Хочешь, я приготовлю что-нибудь? — спросил я.
— Нет, ты же знаешь, я стараюсь не есть перед сном. Ты сам уже завтракал?
— Я же сказал, я ждал тебя. Значит, ляжешь спать?
Она, удивлённо глядя на меня, покивала.
— Я тоже лягу, — почти шёпотом проговорил я. — Только давай сначала поговорим кое о чём?
— Логан, — покачала головой моя возлюбленная, на секунду прикрыв глаза, — почему ты такой странный? Что-то случилось?
— Да.
Эвелин стала такой бледной, что сначала мне даже показалось, что она упадёт в обморок. Моя невеста набрала в лёгкие побольше воздуха и всё же устояла на ногах. Она была испугана и вместе с тем взволнованна. Чего же ты так испугалась, милая?
Когда мы легли в постель, я вздохнул и, закрыв глаза, сказал:
— Этим вечером я виделся с Дианной.
Я не видел реакции Эвелин, но точно знал, что в её душе смешались все чувства: она была одновременно рассержена на меня, но в то же время невероятно рада тому, что я заговорил не об этом.
— Ты сказал, что весь вечер будешь дома, — проговорила она.
— Я знаю…
— Зачем тебе было так делать? — повысила голос моя возлюбленная, и я почувствовал себя нашкодившим мальчишкой, стоящим перед рассерженной мамой. — Зачем ты это сделал? Особенно после того, как я сказала тебе… как рассказала тебе обо всём!
— Может быть, мне слишком понравилась твоя ревность? — усмехнулся я, но Эвелин даже не улыбнулась. Она, нахмурившись, смотрела вниз и часто дышала.
— Я ведь попросила тебя… Я попросила, а ты специально сделал всё наоборот, к тому же солгал. Ты не уважаешь моих чувств.
— Возможно, у меня и было в мыслях немного подразнить тебя, но Эвелин, теперь я так жалею об этом…
Она тяжело вздохнула и отвернулась от меня. Слегка приобняв её, я подвинулся ближе и, нахмурившись, проговорил ей на ухо:
— Это ещё не всё.
Эвелин отстранилась и посмотрела на меня; в её глазах я видел и испуг, и укор, и обиду.
— Мы почти, — начал я, затаив дыхание и чувствуя, что не могу смотреть в эти глаза, — почти-и-и… Мы почти поцеловались.
Из груди моей невесты вырвался всхлип; она резко откинула одеяло и встала на ноги. Я виновато опустил голову.
— Зачем ты делаешь это, Логан? — почти в истерике спрашивала она, указывая на меня пальцем и заставляя ещё больше чувствовать свою вину. — За что ты так меня мучаешь, за что? Что я тебе сделала?!
— Ты просто не видела её, любимая… Дианна сказала мне, что всё ещё любит меня, а мне захотелось просто пожалеть её и утешить хоть чем-то. Это так тяжело объяснить… Я думаю, ты должна понять, неужели ты никогда не чувствовала ничего подобного по отношению к Кендаллу?