Умершее воспоминание (СИ)

— Она! — с возмущением сказал я, всё ещё недоумевая, почему Эвелин так вела себя со мной в тот день. — Я не понимаю. Я купил её любимые цветы, приехал к её дому в шесть утра, дождался десяти часов… Я подготовился к этой встрече, а она, чёрт её подери, так холодно себя повела! Эвелин обиделась на меня за то, что я так долго не приезжал к ней. А я просто не мог! Я был занят. И я извинился за это, потому что действительно нарушил своё обещание. Ну, в какой-то степени. Но я ведь приехал, а это главное, да? По-моему, да. Но Эвелин этого не поняла. Она даже не приняла мои цветы, и мне пришлось их выбросить. Она просто хлопнула дверью перед моим носом, и на этом наш разговор закончился. Занавес.

Парни молча смотрели на свои бокалы с пивом.

— Что ж… — первым опомнился Джеймс. — Это довольно странно, потому что сердца девушек обычно таят от цветов и искренних сожалений со стороны парней.

— Вся соль как раз в том, что Эвелин не обычная девушка, Джеймс.

— А почему ты приехал к ней так рано? — поинтересовался Шмидт. — У тебя что, была бессонница?

— Нет, просто… просто это было сразу после вечеринки Карлоса и Алексы.

— А, — коротко выдал ПенаВега и понимающе закивал. — Понятно. Ты поехал к Эвелин сразу после ночи, проведённой с Маккензи.

— К чему ты клонишь?

— Точно, — поддержал друга Маслоу, — я тоже видел, как вы танцевали. А потом она тебя целовала — или ты её, я этого не разобрал, мне было плохо видно. Но суть в том, что ты буквально сбежал от Маккензи, чтобы быть рядом с Эвелин. Неужели это тебе ни о чём не говорит?

Это мне о чём-то говорило, но я и виду не подал, лишь растерянно пожал плечами.

— Да она же тебе нравится, квадратноголовый ты кретин.

— Нет, это не так, — покачал головой я, слегка прикрыв глаза. — Эвелин — мой друг, и, кажется, я уже об этом говорил.

— Слова ничего не значат. Оценивай поступки и тогда ты поймёшь, что чувствуешь.

— Да нет же, говорю вам. Может, она красива и привлекательна, но я никогда не думал об Эвелин в этом плане.

Джеймс улыбнулся с видом знатока и сделал большой глоток пива.

— Отрицание — первая стадия принятия болезни, — сказал он. — Глубоко в душе ты понимаешь, что давно уснувшие чувства наконец-то пробуждаются, но не можешь этого принять. Очнись, чувак! Встряхнись! Чарис, слава тебе господи, улетела в далёкую Германию, и вас больше ничего не связывает. Тебе стало легче, и ты уже можешь чувствовать к другим девушкам то, что когда-то чувствовал к Чарис.

Какое-то время я молча смотрел на пенящийся напиток, после чего сказал:

— Наверное, я и сам рад бы был вновь ощутить эти чувства в груди. Но такое ощущение, что там уже всё мертво.

— Не хорони себя раньше времени. Тебе двадцать пять! Ты молодой человек, а не дряхлый старик!

В чём-то Джеймс, конечно, был прав. Возможно, я действительно боялся своих чувств, боялся вновь чувствовать даже элементарную симпатию к другим девушкам. Но я просто не знал, как от этого можно избавиться. Я сделал попытку в ту ночь на корабле, которая не увенчалась успехом, и решил, что больше не стоит пробовать. Но я был не прав. Пробовать стоит — и много раз. Много! Раз за разом, пока не добьюсь того, к чему стремлюсь.

Исколесив добрую половину Соединённых Штатов, в которую вошли такие города, как Нью-Йорк, Атланта, Бостон, Олбани, Остин и Сакраменто, мы отправились в Мексику. Там у нас был запланирован один-единственный концерт в Мехико, после чего мы летим в Бразилию, а затем — в Колумбию. В целом, мы потратим на эту поездку около полутора недели. После Колумбии следует Британия, но перед отправлением на другой континент Мик разрешил нам сделать двухдневный перерыв. Эти выходные мы решили провести дома — в Лос Анджелесе.

После громкого концерта в Боготе — столице Колумбии — мы поехали в местный отель «Моррисон 114» и разошлись по номерам. Вечером у нас было запланировано что-то вроде красной дорожки. Это мероприятие проходило в честь премьеры нового фильма, главную роль в котором играл уроженец Боготы, голливудский актёр Джон Легуизамо. Мне не хотелось идти туда, но Мик считал, что наше появление на этой дорожке жизненно важно и для нас самих, и для всех колумбийцев.

Я решил не ложиться спать после концерта, иначе я мог бы проспать и ковровую дорожку. Поэтому я достал из рюкзака упаковку своего лекарства и, выдавив сразу две таблетки, налил себе стакан воды.

Дверь в мой номер была открыта, а потому я увидел, как мимо прошли Карлос и Алекса. Эта семья любила Мексику, и Алекса не смогла упустить возможность побывать в Мехико. Но после мексиканского концерта она не изъявила желания возвращаться домой, а потому полетела со своим мужем и в Бразилию, и в Колумбию.

— Карлос, помоги же мне с чемоданом! — пожаловалась Алекса, таща за собой большой чемодан на колёсах. — Вообще-то мне не положено носить тяжёлое.

Карлос резко остановился, а Алекса, не увидев этого, натолкнулась на него. Я тоже замер на месте, с изумлением глядя на семью ПенаВега.

— Что? — почти беззвучно переспросил глава семейства.