– А тебе не надо ничего понимать! Я тебя прошу мне поверить, а понимать меня не надо! И не спорь! Я мать, я твою жизнь спасти хочу, идиот!
– Да какую жизнь? Что ты несешь, мама? Ты меня слышишь или нет? Я люблю ее!
– Ты не можешь ее любить! Ты… Ты же не знаешь ничего… И тебе лучше не знать… Господи, ну за что мне все это, а? Опять, опять… Когда-нибудь кончится эта пытка или нет, господи? За что, за что?
– Света, Света… Успокойся… – потянул за плечи жену Сева, с досадой глянув на Тараса.
Света отбросила его руки, опустилась на стул, зарыдала, спрятав лицо в ладонях. Тарас глянул на отца, виновато пожал плечами.
– Ладно, уйди, я сам как-нибудь, – раздраженно произнес Сева, открывая подряд все дверцы шкафов. – Где-то валерьянка была, не могу найти, черт… Да уйди, сынок, не лезь под руку. Дай маме успокоиться.
Отец потом пришел к нему в комнату, сел рядом на диван, вздохнул тяжело. Помолчав, произнес обреченно:
– Мама права, сынок, что я могу еще сказать. Ты ей действительно должен поверить на слово. Отступись от этой девушки, так надо.
– Кому надо? Маме?
– Всем надо. И маме, и мне, и тебе.
– Тогда объясни, в чем дело.
– Я не могу.
– Пап! Что за странные разговоры, а? Давай я сам разберусь, что мне надо, а чего не надо!
– Ну вот, опять мы по десятому кругу пошли!.. Тебе говорят, а ты, как молодой глупый телок, все одно рогами в закрытые ворота тыкаешься! Или, думаешь, мы с матерью идиоты, счастья тебе не хотим? Да если б ты знал, каково маме эту ситуацию переживать… Я уж о себе не говорю…
– Пап… Ты любил эту женщину, да? Настю? Таину маму?
– Я и сейчас ее люблю, сынок. Я по природе однолюб. А ты, видать, в меня пошел.
– А это что, плохо?
– Да не очень хорошо. Нет, когда все складывается, то хорошо, конечно. А когда нет… А, да что говорить!..
– Значит, маму совсем не любишь?
– Ну почему же… Только это… Это уже совсем другое.
– Мама из-за этого так нервничает?
– Нет. Она уже привыкла… И я привык. Просто она за тебя очень боится. Этот Рогов такой человек… Он страшный человек. Он все может. Не лезь туда, сынок.
– Но я люблю ее, пап. Это ж нормально, когда мужик борется за женщину, которую любит.
– Да кто спорит. Нормально, конечно, но не в твоем случае. Все же не просто так… Сколько можно тебе объяснять?
– Да вы с мамой как раз ничего и не объясняете, все ходите вокруг да около! Возьми да объясни, чтобы я понял!
– Ты точно этого хочешь?
– А то!
– Но я не могу… Понимаешь, это такое… Такое обстоятельство… Такой тяжкий грех на моей душе… Пощади, а?
– Пап, не пугай меня. В чем дело-то?
– Ну ладно… Ладно, я скажу. В общем, этот Рогов… Он не совсем нормальный, что ли… Он, когда Настя умерла, на ее дочку опекунство оформил. Он и на Насте хотел жениться, чтобы… Сам понимаешь…
– Нет, не понимаю. Ты что, хочешь сказать, что он педофил?!
– Ну вроде того.
– А ты откуда знаешь?!
– Не спрашивай меня откуда. Знаю, и все.
– Господи… Как же так… Но как же она жила со всем этим?!. Если это правда, пап… Ведь это…
– Да, жалко девочку. Такая судьба, выходит. У всякого своя судьба, сынок.
– Да какая, к черту, судьба! Не судьба, а чужое преступление! Ее же спасать надо. А его под следствие и в тюрьму!
– Ты, что ли, будешь следствие проводить? Или я? Да кто мы такие, сынок… Мы люди маленькие, что мы можем…
– Да можем, а почему нет?! И почему ей раньше никто не помог? Почему она сама… Она же могла в полицию заявить.
– Выходит, не могла. «Психология жертвы» называется. Это со стороны легко рассуждать, что девочка могла, чего не могла… Когда девочку склоняет к сожительству взрослый дядька, из нее самодостаточной смелой женщины получиться уже не может. Она вечная жертва, из этой паутины ей не выбраться. Да и не отдаст паук свою жертву, которую в паутину поймал. Убьет любого соперника, но не отдаст. И от следствия откупится, и от тюрьмы. Да много таких нынче, как этот Рогов, хитрых да изворотливых. Теперь ты понял, что к чему? Мама права, сынок. Убьет, но не отдаст.
– Нет, это я ее не отдам. Не будет, не будет она его жертвой. Не отдам!
Тарас подскочил с дивана, пружинисто зашагал по комнате, с силой сжимая кулаки в карманах спортивных штанов. Остановившись напротив отца, зло бросил ему в лицо:
– Да этого Рогова убить мало за такое! Это я его убью, а не он меня!
– Ладно, ладно, охолони, убивец! Тебя ж колотит всего! Успокойся, мужские решения в такой нервной трясучке не принимаются. Сядь, посиди. Подумай, расслабься, оцени, куда хочешь вляпаться. А то ходишь и лаешь, как Моська на слона.
– Отец, ты что?.. Ты что говоришь такое? Что ты предлагаешь мне оценить?
– Я предлагаю тебе оценить свои возможности. Реально оценить. И понять, что нет у тебя никаких возможностей. Если ты полезешь в эту паутину, тебя убьют. Это в худшем случае. А в лучшем… Какую-нибудь подставу организуют.
– Значит, ты предлагаешь труса включить, да?
– Иногда можно и труса включить. Подумай хотя бы о нас с мамой.
– А ты, пап… Ты ведь знал про этого Рогова, про Таю?.. И молчал. Ты труса включил, да?