Читаем Умирая за идеи. Об опасной жизни философов полностью

По сравнению с христианством, где мученичество носит исключительно ненасильственный характер (мученик ничего не делает, просто позволяет себя убить за свою веру), в исламе, помимо этого ненасильственного компонента, присутствует отчетливая активная позиция. Мученик — тот, кто умирает сражаясь, чтобы либо защитить ислам, либо распространить его влияние. Эта двойственность присутствовала с самого начала. Коран в суре «Покаяние» прямо говорит об этом, ссылаясь на тех, кто умирает «на пути Аллаха»: «Они сражаются на пути Аллаха, убивают и бывают убиты» (9:111). Действительно, формула «убивают и бывают убиты» (в других [русских] переводах «убивая и погибая») снова и снова встречается в тексте Корана: «И если вы умрете или будете убиты, то, конечно, к Аллаху вы будете собраны» (Семейство Имрана 3:158).

Эта ситуация заставила исследователей ислама обозначить различие между двумя формами мученичества. Первое, так называемое «защитное мученичество» очень близко к христианской концепции мученичества. Его цель не в том, чтобы вести «насильственную борьбу против еретиков и угнетателей», а просто, как предполагает первоначальный смысл этого слова, «свидетельствовать, даже в момент смерти, о праведности пути, противостоя еретикам и угнетателям посредством ненасильственного неповиновения». Вторая форма, «наступательное мученичество», включает активную «и, если необходимо, насильственную борьбу с теми, кого верующий считает угнетателями и еретиками»[275]. Мученик не только готов умереть сам, но и хочет, чтобы другие тоже умерли. Эта форма, часто называемая «хищническим мученичеством», играет важную роль в оправдании, используемом, законно или незаконно, сегодняшними террористами-смертниками.

* * *

Несмотря на ту важную роль, которую религиозное мученичество играет для понимания философского мученичества, между ними есть важные различия. Во-первых, даже несмотря на то, что к мученикам-философам, как правило, относятся с почтением за принятую ими смерть, редко кто из них становится культовой фигурой в том смысле, в котором это существует в религиозном «культе мучеников». Во-вторых, философы-мученики действительно часто становятся основателями, но то, что они основывают, не является четко определенной институциональной структурой. А вот религиозные мученики основывают новые религии, религиозные школы, новые церкви и секты. Вместо этого мученики-философы своей смертью закладывают основу философского образа жизни и широкого распространения идей. В-третьих, мероприятия, проводимые в память философов, редко акцентируют их смерть со всеми ее физиологическими, ужасающими деталями, в то время как в религии крайне важно воспоминание и даже воспроизведение процесса (например, событий Страстей Христовых в христианстве или ритуалов Ашуры в шиизме). И наконец, случаи философского мученичества происходят гораздо реже, чем случаи религиозного. Более того, они очень индивидуальны, в то время как в религии преследования и мученичество случаются чаще и порой бывают коллективными.

Однако самое важное отличие связано с мотивацией. Религиозный мученик умирает ради трансцендентного бытия. Его смерть является частью сотериологического плана, в конце которого он получает вознаграждение. Он умирает с верой в то, что есть личный Бог, Который знает обо всех переживаемых им страданиях и Который позаботится о том, чтобы его самопожертвование было вознаграждено. Религиозные мученики проходят через испытания с мыслью, что их действия «угодны в очах Божьих». Это поддерживает их и приносит удовлетворение. Возможно, тут вступает в силу какой-то порой неясный «пакт мученика»: если я умру за веру, Бог каким-то образом обязательно обеспечит мне место среди избранных. Он просто не может этого не сделать. Напротив, за немногим исключением тех философов, которые умерли за свои убеждения (тот же Томас Мор), философы-мученики не ожидают награды за свой поступок в какой-то иной жизни. Их мотивация исходит исключительно из этого мира. Некоторые из них могут быть открытыми атеистами, другие могут верить подобно Бруно в какой-то божественный принцип. Но это к делу не относится, поскольку не влияет на мотивацию принять смерть. Если вдруг им случится наслаждаться какой-то формой жизни после смерти, это произойдет потому, что они просто умерли (как это случается с любым другим человеком), а не потому, что они умерли ради цели.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное