Умница

Однако в этот момент музыка прекратилась. На сцену выкатился конферансье. Он опять начал сыпать шутками, потом объявил какой-то дурацкий конкурс – кажется, нужно было кого-то изображать. Нина, которая была собрана и готова ко всему, как теннисист на чемпионате, приняла эту подачу.

Она поднялась. Самсонов вскочил:

– Вы куда?

Нина усадила его:

– Потерпите, Павел Михайлович. Мне хочется похулиганить. Вы не против?

Она взошла на сцену, шагнула к дирижеру оркестра, что-то ему сказала. Тот кивнул. Нина взяла микрофон и вышла на ярко освещенный центр.

– Уважаемые господа! Я не знаю, уместно ли это здесь, но я хочу спеть. Надеюсь, вы будет снисходительны.

Конферансье пытался что-то говорить, но Нина не обращала на него внимания.

Заиграла музыка. Нина запела. Она пела о том, что время мимолетно, часы тикают, а так хочется любви, хотя бы ненадолго, даже если это кончится печально. Она пела о том, что понятно всем женщинам, кем бы они ни оказались в жизни – продавщицами, секретаршами, водителями троллейбусов или руководителями компаний.

«Девочкой своею ты меня назови, а потом обними, а потом обмани…»

Нина Шувалова не умела петь, но она и не пыталась, за нее пела проснувшаяся в ней женщина – пела о том, что она готова к любви, ждет любви, требует любви.

В зале сперва не понимали, что происходит, потом шушукались, потом смолкли.

Когда Нина допела, грянули аплодисменты.

Нина, не помня себя, на деревянных ногах спустилась со сцены. Павел Михайлович ждал ее стоя. Он не аплодировал и не улыбался, а глядел на нее серьезно, как никогда. Заглянув ему в глаза, Нина поняла, что добилась своего – теперь она для него не сотрудница аналитического отдела, а женщина, и впредь это будет так.

Аплодисменты не смолкали. Павел Михайлович досадливо поморщился.

– Нина, здесь слишком шумно. Поедем, посидим где-нибудь. Мне нужно с вами поговорить. Я знаю тут, недалеко, хорошее местечко. Согласны?

Они пошли к выходу. Кто-то подбежал, услужливо сунул Самсонову плюшевого льва.

– Вот, Павел Михайлович, забыли.

Они спустились и вышли на улицу, к выезду из гаража. Самсонов одной рукой обнимал подарок, а в другой держал, не отпуская, руку Нины – как будто он обрел ее после долгих поисков и теперь боялся снова потерять.

Внизу уже показалась машина, Коля выруливал на рампу.

Стоял теплый августовский вечер после жаркого дня.

– Павел Михайлович, давайте лучше прогуляемся, – предложила Нина.

Он живо откликнулся:

– И правда, я сто лет не гулял пешком.

Самсонов достал сотовый телефон.

– Коля, не нужно выезжать. Подожди нас в гараже. Я тебе потом позвоню… Да, подойди-ка сюда, забери у меня этого чертова льва.

Директорская машина остановилась, из нее выскочил Коля.

В этот момент у Самсонова из-за спины возник Синицын.

– Покидаете нас, Павел Михайлович?

Коля легко, вприпрыжку, поднимался к ним по рампе.

Вспоминая это потом, Нина никак не могла восстановить в памяти сам взрыв, хотя он, наверное, был оглушительным. Она помнила, как на ее глазах автомобиль директора подскочил на месте, из-под него вырвались языки пламени. Коля, который был уже в двух шагах от них, вдруг полетел на нее, сбил с ног. Они оба упали.

Нина лежала в своем роскошном вечернем платье на городском асфальте. В голове у нее шумело, все чувства притупились, двигаться не хотелось. «Слава богу, погода сухая», – мелькнула у нее абсурдная мысль.

Она медленно села. Рядом с мостовой поднимались Коля, Павел Михайлович и Синицын. На автомобиль было страшно смотреть. Искореженный до неузнаваемости, он полыхал огнем. В гараже выли сирены десятков задетых ударной волной машин.

Все вокруг было усеяно стеклом и какими-то обломками. Павел Михайлович продолжал сжимать большого игрушечного льва. Из плюшевой спины зверя торчала железка длиной в полруки.

Глава 6

– Нина, как вы?! Вы целы?

Самсонов подхватил ее, поднял с асфальта. Второй раз Нина плыла по воздуху на его сильных руках. Опять рядом с ее лицом было его лицо, с крупными чертами и серыми глазами. На этот раз в его глазах было настоящее беспокойство и забота о ней.

Самсонов бережно поставил ее на ноги.

– Как вы себя чувствуете, Нина? Нигде не болит? Голова не кружится?

Нина плохо соображала и только отчасти понимала, что произошло, но при этом чувствовала себя прекрасно. Ликование от своих женских успехов и предвкушение чего-то гораздо большего у нее не проходило. Она даже не испугалась.

– Павел Михайлович, со мной все в порядке. Что это было? – спросила она.

Самсонов выпрямился.

– Вы хотите знать, что это было? – переспросил он. Его лицо исказилось от гнева. – Это была подлость, вот что это было! Подлость и беспредел. Сволочи, подонки!

К ним, прихрамывая, приблизился Синицын.

– Павел Михайлович, вас не задело? Ну, слава богу. А вас, Нина Евгеньевна?

Самсонов резко обернулся к нему:

– А, вот и ты! Ты где был? Почему недоглядел?

Начальник службы безопасности сокрушенно развел руками:

– Я в отчаянье, Павел Михайлович. Кажется, мы принимали все меры, но, выходит, этого недостаточно. Кто же знал, что они на такое пойдут…