нравится "Игра", чем "Служба"), должны исполнить, - сделал "важное" лицо.
Первое - как ваша фамилия сейчас, по последнему паспорту?
- Эдинбург, - у Моны было ожидающее выражение лица.
- Второе - мы с вами должны чаще смеяться. Искренне, не смотря на
"жуткий пафос" ситуации. Без юмора нельзя! Третье - вы мне расскажете о
ваших знакомых. Я имею в виду Сен-Жермена, Жюля и прочих. - Глеб сам
заметил "допросный" тон последнего желания и рассмеялся.
Мона вослед:
- Второе желание ваше выполняется уже.
- Давайте не портить нумерацию и выполним ваше второе.
Они вышли из дома и пошли вдоль аллеи.
77
- Иван Алексеевич сказал мне однажды, что в полутёмных душистых
аллеях лучше всего усваиваются внеклассные уроки влюбленности. О! не
пугайтесь! Я не буду околдовывать вас. Пока не буду. - Мона рассмеялась, - и
я уже выполняю ваше третье желание, про "знакомых". Но! Только очень
дозировано.
- Вы были знакомы с Буниным?
- Да, шапочно. Я вообще не пропускала самые крутые "тусовки":
юбилеи, вручения "нобелевок" литераторам и ученым. Я ведь долгое время
была литературным агентом Ремарка. Училась у Фрейда, сотрудничала с
Эриком Берном. С последним работала в Штатах.
- Извините, Карл Ясперс и Эрих Фромм считали Фрейда
интеллектуальным шарлатаном, а психоанализ - псевдонаукой.
Мона не обиделась и рассмеялась.
- Я и отвечу словами Ясперса. Он говорил: "Экзистенция не знает
смерти, есть лишь взлёты и падения". Так вот: "Психоанализ не знает строгой
точности, есть лишь гениальные взлёты и неуклюжие падения. Как на Лестнице
Иакова. Как весь оккультизм и вся алхимия".
- Я читаю сейчас книгу Эрика Берна. Доктор Йозеф дал, чтобы я, видимо,
готовился к вашим сеансам.
Мона вскинула свои красивые брови: "И как?"
Всеволожский решил поёрничать: он важно скрестил руки на груди,
выпятил живот и нижнюю губу и сказал:
- М-да-с... Вам, Мона, даже не обязательно ложиться на кушетку. Мне
всё и так ясно: Эрихи... Эрики... Все на "Э"! Эрихов комплекс!
Он ловко намекнул на "Эдипов" и насторожился. Во всей теории Фрейда
именно это было ему неприятно. И не хотелось думать, что гениталии
командуют мозгом и сердцем.
- Хм... Да... Услышала вас... Я лучше дам вам книги Агриппы "О тщете
и недостоверности всех наук", "Оккультная философия" и другие книги отца.
78
Ясно одно: эзотерическими учениями могут овладеть единицы. Одаренные. Как
мой отец, Парацельс, Авиценна.
- А Сен-Жермен?
- За ужином. Давайте поговорим за ужином! Но о личном не хочется, да и
не следует. И ещё... Дело в том, что с именем Сен-Жермена связаны многие
имена... например, Екатерина Вторая, братья Орловы, княжна Тараканова и,
главное, Павел Первый. У меня именно этот отрезок русской истории с болью
отзывается в сердце...
За ужином, однако, Мона не продолжила говорить о Сен-Жермене, а,
орудуя ножом и вилкой, разрезая мясо и ожесточенно пережевывая его, будто
грызя, она заговорила о Екатерине Второй.
- Какие глупцы! Назвать её великой, о Елизавете Петровне забыть, а о
Павле Первом говорить в уничижительном тоне, что, мол, самодур и тиран.
Глупцы! Правда, немка была очень хитра и сумела обмануть ожидания даже
Сен-Жермена. Поздно он раскусил её. Да! Кроме её личных ужасных грехов,
она притащила в Россию европейский либерализм и посадила в разбитую
русскую телегу. И погнали её дураки и подлецы по русскому бездорожью,
кривляясь и улюлюкая. И сейчас у вас так: ну, надели лайковые белые перчатки
ваши мироеды и взяточники, напудрили наколки. И давай врать и воровать! Я
ведь слежу. Нужны образование и культура! Нужно беречь традиции! Уважать
прошлое! Ох, я что-то разнервничалась... - она, наконец, улыбнулась.
- Старик Иоганн говорил мне в мои юные годы: "Если твоя жизнь,
Лизонька (я тогда была Лизой, А Дана Катей) сложится удачно, будет долгой,
ты сможешь много путешествовать, будет много впечатлений, интересных
знакомств". Ерунда! "Во многом знании много печали". Надоедает любая
экзотика. За всем следует пресыщение!
- Да... - рассеянно вторил Глеб Сергеевич. - нужен родной очаг, уют,
тишина.
Мона не обратила внимания на эту банальность и продолжила, уже явно
79
утомлённая.
- Порой так быстро бежало время, что я чувствовала, да и сейчас
вспоминаю и воспринимаю себя девочкой и старухой одновременно. Любое
свежее восприятие сразу раздавливается опытом. И поэтому трудно,
невозможно оценить, выделить главное...
Они ещё поговорили немного, Мона очень заинтересовалась рассказом
Глеба о его увлечении нумерологией и астрологией, и спросила на прощание:
- Такой, как я можно построить астрологический прогноз?
Такой вопрос крайне смутил Глеба, он не знал, что ответить. Мона
помогла ему:
- "О, тщета и недостоверность многих знаний моих", - взмолился Фауст.
Глеб ушел. Ушёл, чтобы с нетерпением ждать следующей встречи нового
рассказа от этой Моны-Лизы, искренне переживающей за Россию, страну,
почувствовать которую родиной у ней не было времени за триста лет жизни!
Открыться им с сестрой было невозможно нигде, тем более на "Родине". А ведь
они - Свидетели. Если прочие "живые" тайны умирали, или гасли, или
перевирались за пятьдесят-семьдесят лет жизни человека-свидетеля, человека-