Умножители времени (СИ)

очевидца, то как было бы важно "прочесть", не торопясь "прочесть"

свидетельство исторического путешествия длиной в триста лет.

Она не казалась уже ему просто молодой дамой, но и не увядшей,

бескровной с тусклыми глазами старухой древней. Казалась молодой

интересной женщиной с тайной (да, Моной-Лизой!), но иногда то "пиковой

дамой", то Валькирией, то Артемидой. Была ли она обольстительной? Нет, но

могла бы быть, если б захотела. Была ли обаятельной? О, да! Но более всего

подходит ей "пленительная"! Тебе, Глеб, дали возможность побывать в плену у

Валькирии!

... - Добрый вечер, графиня! - улыбаясь, Глеб сел к Моне в машину. - Я

80

соскучился по крутому подъему!

- Добрый, сударь! Последняя фраза хороша, а графиней называть не

нужно. Мне нравится "сударыня".

- "Сударыня" отдает галантным менуэтом с поклонами,

расшаркиванием...

- И что же вы не поклонились "графине"? - она закурила. - "Сударыня"

созвучно "Судьбе" и "Суду", - глаза сузились, как жало.

- Но первое слово - милое, второе - торжественное, третье - грозное.

- Как небо, как время.

Когда они вошли в дом, хозяйка предложила познакомиться немного со

старой частью замка.

- С удовольствием, - живо отреагировал гость.

В этой части пахло по-другому, по-другому распространялся звук, там

был свой микро-макроклимат. Свой дух.

- Там, - она показывала рукой, - хозяйственная часть. Там - моя

лаборатория, там - мой подземельный лабиринт.

- Как у отца?

- Что вы! Я - его скромная ученица, но упражнения в алхимии мне

необходимы. Да и под землей мне хорошо! Нет, туда мы пока не пойдём, а

пойдём в хозяйственные залы. Она открыла тяжелую дверь.

- Ох, надо же, - воскликнул Глеб. - Другой запах! Тянет запахом

свежеиспеченного хлеба... и... солода, ячменя. Пивом пахнет!

Хозяйка рассмеялась. Они вошли.

- Это мои верные помощники, Христина и Август.

Глеб поздоровался с пожилыми, опрятно одетыми людьми. Они ответили

поклоном.

- Они глухонемые. Муж и жена. Со мной они уже почти пятьдесят лет.

Ничего обо мне и сестре не знают лишнего. У них природное достоинство слуг

- не любопытствовать. И много других достоинств. Например, Христина -

81

лучшая в мире стряпуха, а Август - лучший пивовар Европы. Они - немцы, а

мы в Чехии. Вот там за дверью - наша небольшая пивоварня. У меня есть сотня

маленьких секретов изготовления пива: от бродильни, дрожжей и затора до

охмелённого сусла, фильтрации, резания и экстрактивности.

Глеб оценил глубину познаний и умений.

- Забот по дому и саду у моих помощников много. Им запрещено

общение с внешним миром. Я все необходимое сама организую. Но когда им

исполнится семьдесят, я дам им большую пенсию и отпущу. Я уже купила им в

Австралии хороший дом с садом.

Мона взяла два бочонка с пивом, каждый по три лира, передала их Глебу

Сергеевичу и пригласила в столовую.

- В одном бочонке - мой Жатец, но с лежака, в другом - Урквелл, тоже

мой, резаный с кельтом. На закуску мои сыры, кровяные колбаски, русская

стряпня, тарелка вяленой рыбы.

- Чудесно! А можно - я вот вижу тележку сервировочную - я отвезу всё

это в беседку?

- Да, конечно, - показала знаками Августу, чтобы тот помог.

Некоторое время хозяйка и гость вальяжно потягивали пиво, неспешно

закусывали. Мона расспрашивала о Москве, о Петербурге, об образовании в

России. Затем дама предложила сделать перерыв в трапезе и прогуляться по

саду.

- Вы, наверняка, хотите новых историй от старой трехсолетней вороны? -

спросила она.

- Зачем вы так? Да, я жду, с нетерпением жду историй от прекрасной

Шахерезады!

- Вот льстец! - с довольным видом и деланным укором сказала Мона. - Я

скорее Шахиня из ада!

- Вы - Мона-Лиза Брюсовского трехсолетнего разлива, - сказал Глеб

сомнительный комплимент.

82

- Комплимент нельзя назвать деревенским, но и аристократическим тоже.

Московский, - хмыкнула пробудившаяся аристократка королевских кровей. -

Ладно. Главное, чтобы вы усвоили, что все мои знакомцы, которыми я дорожу

в моей памяти, проживая жизнь в Яви, существовали ещё и в Прави и в Нави. И

не делили Истину на тьму и свет, черненькое и беленькое.

- Конечно, - серьезно и просто сказал Глеб. - Это мне абсолютно ясно.

- Добро

! Ну, давайте, попробую я... снова... как-то по порядку.

Расставаясь с нами (как оказалось навсегда), отец наставлял (и в записях

его это есть), что России предстоит сто лет бесчестья, затем сто лет

мученичества и потом ещё сто лет заблуждений и поисков. Они с Петром

Великим положили все силы на Державу Русскую. Но пришло время

политиканства. Как подменили и Меншикова, и Толстого, и Долгорукова, и

Ягужинского и всех! И вот их и нет. Но пришли другие, совсем чужие. Отец

горевал, что не посмел сказать Петру, чтобы тот с рождением Анны оформил с

Екатериной брак. Старый Иоганн рассказал мне, что Яков Вилимович Брюс,

мой отец, уже женатый человек, был влюблён (тайно и страстно) в юную

Елизавету Петровну. Она была необычайна умна и красива. А ещё честолюбива

и расчетлива. Как переживал отец, когда в одна тысяча семисот двадцать пятом

году умер Пётр. Умер без завещания. Оставив Елизавету без прав! Брюс

встречался с ней и после смерти её отца. Последний серьёзный разговор был в