Говоря о степени, в которой эмоция-схема усвоена посредством личного опыта, и, следовательно, степени, в которой она способствует эмоциональному самосознанию высшего порядка, стоит упомянуть «радикально пластичную теорию сознания» Акселя Клиреманса, которая делает акцент на влиянии впечатлений прошлого на состояния высшего порядка настоящего. Также значимым является введенное Барреттом понятие эмоциональных принципов, которые «поддерживают категоризацию и процесс умозаключения, но не управляют дальнейшим действием». Для того чтобы проверить эту идею, Барретт и Кристен Линдквист помещали людей в негативно-валентные ситуации, лишенные специфической эмоциональной коннотации. Получив опыт ситуации, стремления называть его страхом у испытуемых не было, но, если сначала они подвергались воздействию стимулов, связанных с угрозой или опасностью, испытуемые чаще сообщали о том, что испытали страх. Так же как Кристин Уилсон-Менденхолл, Лоренсом Барсалоу и другие ученые, Барретт предположил, что концептуализация в определенных обстоятельствах (концептуальная обработка информации, значимая в данной ситуации) формирует возникающий эмоциональный опыт.
Эмоция и Я-схема во многом перекрывают друг друга. Ваша страх-схема, например, исключительно ваша, поскольку сформирована тем, что вы пережили и что хранит ваша память. Другой человек переживает не так, как вы. То, что вас пугает, в какой степени и как вы на это реагируете – все это индивидуально. Некоторые люди способны завершать паттерн состояния страха, просто сопоставив имеющейся стимул с избранной информацией, определяющей стимул как угрозу. Другим для этого нужно понять, что спасение от угрозы невозможно, а вероятность получения вреда велика. Третья категория испытывает страх, только когда замечает учащение пульса, затруднение дыхания, напряжение мышц и (или) резкое приведение организма в боевую готовность вследствие возбуждения мозга. Есть и те, кто ничего не чувствует ровно до того момента, пока не обнаружит, что поглощен чувством страха, когда ситуация уже начинает выравниваться.
Весь спектр эмоций мы испытываем по-разному, потому что каждая из них предполагает конкретную схему, которая сопоставляет и объясняет текущие состояния по-разному. Поскольку схемы составляются посредством накопления воспоминаний, самые первые эмоции, которые человек испытывает в детстве, проще тех, которые он испытывает позже. Посредством уподобления дополнительной информации конкретная эмоция-схема усложняется, и, когда новая информация вступает с ней в противоречие, схема изменяется. Таким образом, одно эмоциональное состояние осознанного опыта обособляется от других.
Страх, например, сначала может представлять собой размытое, неопределенное состояние, которое посредством опыта взаимоотношений человека с угрозами, наблюдения за другими людьми, попавшими в опасность, или узнавания о страхе из книг и фильмов становится по прошествии времени специфическим, особенно по мере усвоения слов, и выделяет концептуальные ячейки для отдельных впечатлений. Язык не является необходимым с точки зрения эмоциональных впечатлений, но он, безусловно, помогает нам распознавать варианты таких впечатлений. Сказки и другие традиционные повествования – для детей, а для взрослых – фильмы и цифровые игры; в некоторых дети изображены в опасных ситуациях, из которых маленькие герои выходят целыми и невредимыми. Такие повествования помогают детям построить их собственные страх-схемы и сценарии и в то же время внушают им уверенность в том, что те смогут справиться с угрозами, если таковые возникнут.
Над популярной идеей о бессознательных эмоциях нужно поработать. На протяжении всей этой книги я подчеркивал, что эмоции не могут быть бессознательными. С другой стороны, поскольку из бессознательных схем строятся сознательные эмоциональные переживания, похоже, чувства могут отражать бессознательные эмоции, а поскольку схемы тоже влияют на поведение, действия, вероятно, могут определяться бессознательной эмоцией. Однако эмоции-схемы – это не эмоции, а когнитивные стартовые площадки эмоций.