Умный, наглый, самоуверенный

— Надо попробовать, — решил Лева. — А ты веселая, — заметил он. — Давай сходим в ресторан, как раз полдесятого. Казалась грустной, а на самом деле веселая.

— Платья нет.

— Тебе не надо платья. Что-нибудь простое, чтобы шея и руки были открыты и все. И так красивая.

— Это я только с тобой.

— Со мной? — удивился Лев.

— Да. Ты мне понравился в поезде. Я за тобой увязалась, а ты подумал, что это ты ко мне прилип.

— Удачно сложилось, — порадовался Лева. — Редко бывает.

— Я подумала, что это очень мужественный тип: разгуливает как ни в чем не бывало с таким лицом и с девицами знакомится напропалую.

— А! Так ты запала на рожу. Это не мое лицо. Покажу тебе настоящее. — Он полез в бумажник за фотографией и выложил ее на стол.

Клементина задумалась:

— Интересно, какая я настоящая?

— Сейчас все исправляют, были бы деньги…

— А меня надо исправлять?

— По мне дак нет, но вдруг ты хочешь?

— Да вот даже не знаю, надо ли нам себя исправлять.

— Я бы хотел быть прежним.

— А я себя прежней не помню… — Клементина вновь задумалась. — Сколько помню, всегда была такая.

— Но если тебе так нормально, то не надо.

— А другие?

— На…плевать.

— Лихо. Хочешь, покажу тебе, что я плету из ниток.

Она открыла кладовку и принялась ставить на кресло свои работы, и Лев разглядывал то, что показывала Клементина.

— Ты тут маху дала. Тут блестящая нитка не нужна. А это что за синяя тень, как у покойника? — Лева принялся разбираться с гобеленами не на шутку и судил беспощадно. Они не заметили, как наступила ночь. Лева все критиковал, Клементина спорила и объясняла, пока он не заявил, что хочет есть и спать.

— Идем в ресторан? — позвал он.

— А может, тут что-нибудь приготовить?

— Продуктов нет. В холодильнике пусто, — приуныл Лева.

— Откуда ты знаешь?

— По звуку.

Он так загрустил, что Клементине стало смешно и жалко его. Она открыла шкаф, размышляя, как выйти из бедственного положения. Лева тут же засунул нос за дверцу и сразу вытащил то, что надо, — черный сарафан на тонких лямках и лиловую шаль, предупредив: «Не вздумай краситься, все испортишь». Они дошли до ресторана, сели за стол. Клементина выпила бокал вина и расплакалась.

— Зря, — расстроился Лева. — Зря ты. Ты думаешь, что не выйдет. Все получится четко. — Он прищелкнул языком. — Я уже решил, как все будет. Все будет тип-топ.

— Встретились два одиночества?

— Не это… Не паникуй. Сейчас я быстро поем и дома все тебе изъясню. Ты ведь есть не будешь? Так салат закажи.

— Откуда ты знаешь, что не буду?

— По виду.

Они вернулись в дом и улеглись спать в разных углах комнаты. В полной темноте он рассказал ей свою историю — историю человека, потерявшего лицо, который нашел взамен себя, и эта была первая в жизни Клементины история, в которую она абсолютно поверила и которая поразила ее своей правильностью. Именно так и должно было произойти. Именно так и не иначе.

Наутро они доели торт, и Клементина проводила его до вокзала. Падал свежий снег, все стало чистым, новым, печальным.

— Значит, договорились? — спросил он.

— Да. Я буду ждать.

— Ровно через неделю, в четверг, утренним поездом. Встретишь?

— Да.

Он зашел в вагон и исчез. Его забрал себе и увез поезд.

Снег начал падать сильнее, и она вернулась домой запорошенная, как из метели. Шапка и пальто оттаяли и повлажнели. Вороны за окном не было слышно, хотя она была тут постоянной обитательницей. Клементина решила, что это знак согласия и, вглядевшись в сплошную пелену за окном, где различались только смутные силуэты деревьев, произнесла: «Я та, что падает с неба и защищает всех».

Яков Александрович был неприятно поражен новостью, привезенной полковником и неприязнью, которой тот не скрывал к нему лично. Занятый приятными хлопотами и почти забыв о дуэли с Пушкиным, он насторожился, заподозрив ответный ход. Он увез женщину из-под носа у Пушкина, а теперь ее увезли у него. От помощи полковник надменно отказался, но, если Ирина попала в беду, он будет неважно выглядеть, не вмешавшись.

Но дел было невпроворот, и, как назло, пропал Лева, которого Левша, пока подходили сроки следующей операции, заставлял помогать. В конце концов мастерская будет Левина.

Тут его размышления были прерваны появлением брата. Вид у него был странноватый, чересчур возбужденный для беспечного Левушки. Яков Александрович к перемене его внешности привык, а к новому поведению приспосабливался с трудом. Лева, перекусив на ходу, отправился в вагончик давать распоряжения рабочим, и начался обычный день с бетоном, мазутом, краской, оградой и прочими хозяйственными заботами. Лишь к вечеру, когда Яков Александрович привез из дорожного ресторана долму и бутыль вина, купленную в поселке, они сели ужинать и разговаривать.

— Я нашел девушку, — сообщил Лева. Левша присвистнул.

— Хорошенькую?

— С горбом.

— Ну-у хозяин-барин. Я стал замечать, что ты как-то неравнодушен… Милостыню все подаешь… всяким… — Яков Александрович старался подбирать выражения, чтобы не возбуждать Леву. — Это что, теперь твои братья?

— И сестры, — согласился Лева. — Ты как женщин выбираешь?

— По внешнему виду.