— Я по внутреннему. — Лева потянулся за бутылью и долил вина себе и брату. Разломил лаваш, протянул половину.
— Это по рентгеновскому снимку или как еще? — не удержался Яков Александрович.
— Она умная, это раз, второе — симпатичная, третье — художница…
— Да ладно, ладно. Завелся товар нахваливать. Лишь бы тебе нравилась, мне-то что. Понятно, что не шлюха.
Они ели молча. Лева снова потянулся к бутыли, но Левша опередил, сам разлил вино и поставил бутыль возле ног на дощатый пол.
— Жратвой ее уже донимал? Учил жить?
— У-гу. — Лева жевал сосредоточенно, не отвлекаясь.
— И что?
— Сразу поняла, что я прав.
— Прямо так с ходу все и поняла?
— Да. Быстро. Что ты больше всего ценишь в женщине? Я — скорость…
— В женатых людях есть что-то эстрадное, — добавил Левша. — Не замечал? Ты вот еще только собираешься завести половину, но уже смешно.
— А как Ирина Юрьевна? — задал Лева тонкий, по его мнению, вопрос.
— Похоже, что Пушкин объявился. — Лева перестал жевать. — Не таскайся в город. Полковник ее ищет, пропала куда-то.
— А причем тут Пушкин?
— Ну, ты не забывай… Может, он решил вернуть свое. Деньги за автомастерскую он заграбастал. Имущество вернул себе. Теперь взялся за нее. Надо бы самим поискать.
— Но она-то не предмет.
— Любой может попасться… — Левше было неприятно об этом думать. — Я тебе сказал, чтобы ты просто был в курсе, а решать буду сам.
Пока они обсуждали свои проблемы, Авилов прогуливался по пустой холодной набережной, подставляя ветру лицо, и размышлял, покупать ему билет домой или нет. От Ирининого отца он ни слова не добился, но розыск прекратили, значит, опасность миновала. У полковника есть версия происшедшего, которая кажется безопасной, раз он так поступил. Но у Авилова была своя, которая безопасной не представлялась, даже наоборот. Встреча с «кавказским пленником», мягко говоря, настораживала, тот явно пустился во все тяжкие. Он дошел до ближайшего кафе, попросил телефон и набрал номер. Полковник был в мрачном расположении духа, но более спокоен.
— Юрий Максимович, дайте адрес, куда ездила Ира.
— Зачем тебе? Ее там нет, она уехала в круиз.
— Надо еще кое-что проверить. Вдруг ее насильно увезли.
— Ее попробуй увези насильно. Уговорил — много ли надо бабе.
— Да кто уговорил-то?
— Отстань.
— Дайте адрес, отстану.
— Чего ты ищешь, там уже нету, зря прокатишься…
— А что я ищу?
— Что бы ни искал. Ничего нету.
— Надо бы проверить.
— Ну и черт с тобой, записывай. А я тебя предупредил.
С адресом в кармане Авилов отправился на вокзал. Было семь часов вечера, к ночи он будет там, если автобусы не ходят, возьмет попутку. К двенадцати часам хоть как доберется.
Через день Юрий Максимович позвонил Сашкиному отцу.
— Семеныч, Александр домой вернулся?
— Два дня не видел. Вещи тут.
— Я ему поручение дал, видно, дела задержали.
Полковник озадачился. Бермудский треугольник — кто ни поедет, исчезнет. Еще один в круиз отправился. Как бы чего ни приключилось. Ладно, немного подождем.
Запертая дверь
Ира подергала ручку, потом навалилась плечом, нажала — дверь не поддавалась.
— Откройте, — крикнула она, — выпустите меня!
Она принялась громко стучать, отбила руку и стала кружить по холодной комнате. Мелькнула мысль, что дверь по ошибке заперли на ночь для безопасности. Допустим, Елена Ильинична. А утром откроют. Ира прикинула, сколько может быть времени. Вероятно, часа два. Нет, женщина перед тем, как повернуть ключ в двери, проверила бы. Все-таки горел свет, можно было и догадаться, что кто-то есть внутри, тем более, в доме незнакомые люди со своими привычками. Домработница заперла в отместку? С нее станется. Утром изобразит изумление, и все. Что еще может быть? Глупость несусветная…
Ира начала замерзать в легких спортивных штанах и майке на голое тело, вернулась в туалет, где было теплей, и села на крышку унитаза, глядя на себя в зеркало. Ну что, красавица, сидишь в холодной, чтобы пыл остыл? Конечно, это домработница, кто же еще? Может быть, это не от злости, а продуманно? Она ее заперла, чтобы ничего не узнал Сашка, а вернется ее мужчина, одеколон «Ренуар», и с ней разберутся по всем правилам… В глубине души она в это не верила, но подвал нагонял тягостные мысли.
Ира и в туалете начала подмерзать. Сидеть неудобно, о кафельный бачок не обопрешься, холодный. Она включила горячую воду. Нет, так будет еще и сыро. Встала, пробежалась по залу: бегать в тапочках было неудобно. Запыхавшись, она вернулась в туалет. Мерзавка, не будет по-твоему.