Умный, наглый, самоуверенный

— Я та, что весело раскачивает ветки на ветру. Раскачивает ветки на ветру, — повторила она и посмотрела на измятое письмо.

Ты когда-нибудь, обратилась она к письму, напишешь правду или нет, хроническая ты врунья? Сколько я с тобой вожусь? Мы росли в одном дворе, и три четверти твоих историй были враньем. Теперь мы едва достигли соотношения два на два. На это ушло десять лет. Еще десять лет, и все будет в порядке, дорогая, я тебя вылечу от этого! Ведь ты врешь самой себе. И уже сама жизнь дает тебе знаки-предупрежденья — перестань, прекрати, но это сильней тебя, да? Не хочешь знать о себе правды, обожаешь себя, не хочешь ничего менять? Гобелен с самоваром спрятала: не надо зеркала, уберите! Что должно произойти, чтобы ты изменилась? Катастрофа? Но ты, как ванька-встанька, вскочишь на ноги, а окажутся виноваты все, кроме тебя. И разве ты не пишешь мне именно те слова, которые я мечтаю прочитать? Да, точно так, как это делает Павел Иванович. Ты упрямая, а я упорная, ты сильная, а я мужественная, ты хитрая, но я умная. Неужели инстинкты сильней разума? Невозможно. Это мое личное сражение, пусть даже длиною в жизнь.

— Держись, подлая врунья! — пробормотала она, весело раскачивая ветку на ветру.

В дверь позвонили, и снова как тень возник спутник из поезда. Клементина решила, что пора ставить точку в этой поездке. Тем более что день был днем решений. Все утро во дворе гомонили птицы. Две стаи синиц на кустах, стая ворон на тополе.

— Проходи, — предложила она. — Чай будешь? — Он обрадованно кивнул и вынул из-за спины коробку с тортом. — Какой ты предусмотрительный, наверное, боишься меня? — Он опять кивнул. — Я буду разговаривать, а ты только кивать? Не пройдет.

Лев перестал кивать, по-видимому, обиделся и молча присел на кухонном табурете, потирая озябшие руки.

— Ты не за ту меня принимаешь, — начала нотацию Клементина. — У меня скверный и даже злой нрав. Как у многих калек, ты понимаешь, о чем я. Если ко мне относиться так, как ты, ничего хорошего не выйдет, я буду капризничать. А спорить со мной, ставить меня на место ты не рискнешь из жалости.

— Сама не за того меня принимаешь, — отреагировал гость.

— Я та, которая берется всех перевоспитывать.

— Не получится, — он покрутил головой.

— Ты явился, чтобы меня жалеть?

— Меня бы кто пожалел. Ты за всю дорогу даже не спросила, что у меня с лицом.

— Лицо как лицо.

— Ну ты даешь! — изумился Лев.

— Не каждому такое лицо достается. Но это не повод, чтобы носиться с ним, как с орденом. Скажи, что ты за мной ходишь, что тебе нужно?

— Я и пришел узнать у тебя, что я за тобой хожу? Увязался и хожу. Что мне нужно? Ты все знаешь, так скажи.

— Может, тебе нужен доктор, голову подлечить?

— Меня все время проверяют — здоров. Голова тоже.

— И ум в ней есть?

— Не знаю, это не проверяли. — Лев был непробиваем.

— Ну хорошо, оставайся, пока меня не разозлишь.

— Я не собирался здесь оставаться, — осторожно заметил Лев.

— А что ты собирался?

— С собой позвать.

— У меня работа.

— Хорошо, закончишь и поедем.

— Куда? И что я там буду делать?

Лев огляделся:

— То же самое. Нитки плести. Это везде можно делать. У меня есть мастерская, будешь там плести.

— Ты мне предлагаешь вместе жить?

— Не знаю. Ты же говоришь, что злая, может не получиться. Но надо попробовать, вдруг пугаешь. Я — тот, кто своего добивается.

— Наконец-то тот, кто своего добивается, встретил ту, от которой ничего не добьется. — Клементина усмехнулась.

— А это что? — Лев показал на кастрюлю в центре стола. В кастрюле плавал кораблик из коры под бумажным парусом, заштрихованным черным фломастером.

— Покажу, садись.

Она зажгла верхний свет, они сели напротив, Клементина уставилась на кораблик, подперев руками щеки. Взгляд ее сосредоточился на парусе. Парус дрогнул, повернулся подветренной стороной и поплыл, повинуясь взгляду. Лева смотрел на Клементину, прямо в ее зрачки, превратившиеся в маленькие точки, словно острые камни на речном дне. Потом он перевел взгляд на парусник, и тот, что-то почувствовав, остановился, покрутился в нерешительности, двинулся влево, потом вправо.

— Ты мешаешь, — сообщила Клементина. — Сбил его с курса. Попробуй один. — Она опустила взгляд, и кораблик встал.

— А что я должен делать?

— Ничего. Просто смотри на него и двигай.

Лева уставился на парус, тот, дрогнув, завертелся. Его крутило, как в воронке.

— Ну и ну, — удивилась Клементина. — Сильно.

Ободренный Лева вытаращил глаза, парусник перестал вертеться и решительно двинулся к берегу Клементины, затем, постояв у края, поплыл обратно и продолжал курсировать от берега к берегу. Девушка улыбнулась и навела на парус сосредоточенный взгляд. Тот встал, точно не мог сдвинуться с места. Они держали его взглядами с противоположных сторон. Оба делали заметные усилия, Клементина побледнела, а Лев покраснел, но никто не мог сдвинуть корабль с места.

— Ничья, — сообщила Клементина. — Силы равны.

— Ты тренировалась, — обиделся Лева.

Она в ответ рассмеялась:

— Это не мышцы качать. Что есть, то есть. А чего нет, того и не будет.