Умопомрачение

Стоял апрель, простудный, ветреный. Вере надуло флюс, и на службу она пришла в платке. Не снимала его даже в кабинете, хоть пёстрый шёлковый платок нелепо смотрелся на фоне её синей формы с погонами. Но была пятница, начальство с утра укатило на пикник. Как обычно, с чиновниками из городской администрации, банька, девочки. В офисе было пусто. Почти все кабинеты закрыты. Криминалисты нормальные люди. Всем хотелось перед выходными уйти домой сразу после обеда. На пятницу они старались не назначать важных дел. Вера не была исключением. На 10 утра у неё был назначен допрос двух мошенниц, которые втюхивали старикам поддельные лекарства. Один пенсионер скончался, как утверждала его вдова, именно от этих лекарств. К тому же, по её уверению, из квартиры пропали деньги и ценные вещи. Фамилия потерпевшей была Цыбина. Одного взгляда на неё было достаточно, чтоб понять – эта от своего не отступится. У вдовы было каменное лицо и твёрдый до тупости взгляд. Она требовала возмездия. Мошенниц найти, посадить, а ей выплатить два миллиона морального ущерба. С помощью дотошной старухи, составили фотороботы, преступниц схватили, отправили в СИЗО, и вот сегодня Севастьянова должна была их допросить. Дело было ясное, легко доказуемое. «Сто пятьдесят девятая, плюс «умышленное причинение вреда здоровью». В общем, делать нечего», – думала Вера. Она мечтала по-быстрому разделаться с преступницами. Обе были ранее судимы. У Гавриловой это была вторая ходка, у Левицкой, третья. Левицкая имела целый набор статей, от подделки документов до убийства по неосторожности. Гаврилова получила четыре года за ограбление продуктового магазина. Вера развела в стакане полоскание. Зуб болел отчаянно. Она мечтала побыстрей разделаться с этим делом и бежать к врачу. Фургон с заключёнными давно прибыл и стоял теперь во дворе. Вера видела его в окно. Она пролистала дело, мельком взглянула на фотографии мошенниц и распорядилась по селектору, чтоб первой доставили Левицую. Она была старшей в этой паре. Ей было 34, а её сообщнице Гавриловой только 20. У неё не было сомнений, что организатором всех преступлений была именно Левицкая, Гаврилова у неё скорей всего так, на подхвате, думала Севастьянова. Но, когда арестованную привели, она заколебалась в своей уверенности.

Ванда Левицкая не походила на вожака. Для этого она была слишком женщина. У неё были коровьи глаза, белая кожа и высокий лоб. Вера знала, что лоб не показатель ума. Самые высоколобые и бывают порой полными идиотами. Левицкая явно была глупа, но с хитринкой. Как у большинства недалёких людей, у неё была манера слушать собеседника не ушами, а глазами. Игнорируя смысл слов, которым она заведомо не верила, Ванда буквально впивалась в лицо говорящего, как животное. Она старалась разгадать, что он на самом деле думает. Вину свою Левицкая полностью отрицала. Твердила, что, освободившись из мест лишения свободы, искала работу. Встретилась случайно Гаврилову, знакомую по отсидке, и та предложила ей место курьера по доставке лекарств. Ни названия фирмы, ни адреса она назвать не могла. Уверяла, что товар получала от Гавриловой. По её словам, Костя (так она называла Гаврилову) давала ей и таблетки с порошками, и адреса заказчиков, а она, Левицкая, была в этом деле простым исполнителем. Больше следователь Севастьянова ничего от неё не добилась. Она заметила, что во время допроса Ванда сидела на стуле, откинувшись и чуть раздвинув ноги, часто подтягивала ладонями тяжёлую грудь, краснела и ни с того ни с сего заливалась смехом, показывая два ряда мелких жемчужных зубок. Словом, вела себя, как профессиональная шлюха. Вера была рада, когда Левицкую увели. Она надеялась, что вторую мошенницу, ту, что помоложе, будет расколоть проще.

– Давайте Гаврилову, – поморщившись, сказала Вера охраннику. Боль становилась нестерпимой. Она отошла в соседнюю комнатку, к умывальнику, пополоскать зуб, а когда вернулась, сразу поняла, почему у Гавриловой такая кличка – «Костя». Антонина Гаврилова, стоявшая руки по швам посреди её кабинета, походила не на женщину, а на остриженного наголо пацана, в потрёпанных джинсах, клетчатой рубашке, с закатанными рукавами и школьных ботинках, максимум тридцать третьего размера. В отличие от дебелой подруги, выпячивавшей свою сексуальность, Костя начисто была лишена женских прелестей. Почти плоская грудь, отсутствие бёдер, веснушки на лице, никогда не знавшем даже обычного крема, руки, покрытые цыпками, обкусанные ногти. Видно было, что Костя только по паспорту девушка, а, по сути, существо среднего пола, и в отличие от Ванды не создано для любви. У неё и повадки были, как у парня. Привычка сидеть нога на ногу, упрямая шея, суровый взгляд серых маленьких глаз. Из особых примет у неё были только брови, шелковистые, густые. Они то сосредотачивались к переносице, то расправлялись, а то удивлённо взлетали к вискам. Вера подумала, что разговорить напарницу Левицкой будет, пожалуй, ещё труднее, поэтому начала с ничего не значащего вопроса:

– Почему у вас такая кличка, «Костя»?