Умопомрачение

– В комоде, в верхнем ящичке. Там всё. И бумаги на жилплощадь, с квитанциями об оплате за последний год, и дачный кадастр, и банковская карточка, с которой она деньги на повседневные нужды снимала. Ещё ларчик с фамильными вещицами. Две пары серёжек золотых, одни с бриллиантиками, вторые, с рубинчиками. Потом камея из слоновой кости с финифтью, браслет из малахита. И плоское золотое колечко с изумрудиком. Очень миленькое. Ей супруг, когда ещё в женихах ходил, его подарил. Она им особенно дорожила.

Старушка перечисляла обстоятельно, стараясь ничего не упустить. – Да вы сами можете посмотреть. У неё ни от комода, ни от ларчика ключей не водилось. Воров у нас нет.

Вера выдвинула верхний ящик комода, но он оказался пуст. И опять нехорошие мысли зароились в её мозгу. Но она их гнала от себя. Решила, выздоровеет матушка Дениса, пусть сама разбирается. В конце концов, она могла перепрятать все ценные бумаги от воров. Сунуть в морозилку, в стиральную машину или зашить в диванную подушку. Как только не изощряются люди, чтобы обезопасить своё добро. Особенно те, что сидят дома и ничем не заняты.

В реанимацию Веру пустили всего на пять минут. Она накинула на плечи белый халат и вошла, с двумя пакетами. В одном были вещи больной, её бельё, в другом – фрукты. Леокадия Львовна лежала на приподнятой кровати, опутанная проводами. Рядом с ней находился аппарат, который показывал работу её сердца. Веру поразили изменения, происшедшие в облике свекрови. Лицо её стало не просто бледным – пепельным. Щёки запали. Глаза были закрыты.

– Леокадия Львовна! – окликнула её Вера. Больная разомкнула веки и уставилась на неё безумными глазами. Она сначала не поняла, кто к ней пришёл, а когда узнала невестку, в её взгляде вспыхнула такая ненависть, что Вера содрогнулась. Она приготовила, что будет говорить, вернее, врать матери про её сына, но не смогла произнести ни слова. Но Леокадия Львовна и так всё знала или чувствовала своим материнским сердцем. Знала, что сына больше нет, и винила в этом его жену.

– Де…нис, – с усилием прошевелила губами Леокадия Львовна. Вера нагнулась, думая, что свекровь хочет сказать ей что-то важное, но та собрала последние силы и плюнула ей в лицо горькой коричневой слюной. И отошла в мир иной.

Похоронами занимались её родственники. Вера тоже была на кладбище. Все спрашивали её, почему нет Дениса? Она отвечала, что не смогла ему дозвониться. Денис находится за границей, у него отпуск. Между роднёй вполголоса велись разговоры о наследстве. Говорили, что у Леокадии с сыном был общий счёт в банке, и прилично денег. Небольшую сумму она обещала соседке, Анне Герасимовне. Старушка очень надеялась на эти деньги. Но в банке ей сказали, что счёт Козловых аннулирован, деньги, все до копеечки, сняты. И опять сомнение стало грызть Севастьянову. Что за студентка приходила к Леокадии перед самой кончиной? И как-то перед сном, когда они с Костей улеглись в её тесную итальянскую кроватку, и Костя обняла её за шею, решилась спросить напрямик:

– Сестрёнка, ответь, это была не ты? Не ты звонила моей свекрови? Не ты была у неё дома?

– Ты что охренела? – Костя резко отдёрнула руку… – Откуда мне знать, где твоя свекруха живёт? Ты думай, чего спрашиваешь.

Телефон и адрес достать не проблема. Из моего мобильника, из записной книжки, из компьютерной программы, наконец. Парик, очки – тоже не проблема. Скажи правду? – выдохнула Вера. – Меня не бабка волнует, не её капиталы. Мне хочется, чтобы между нами всё по честняку…

Севастьяновой неприятен был этот разговор. Костя откинула одеяло и стала натягивать колготки.

– Откуда она знала про Дениса? – продолжала рассуждать Вера. – Значит, ей кто-то сообщил? – Она лежала с оголённой грудью, заложив руки за голову. – Погоди, ты что, уходишь?

– Ухожу, – Костя надела брюки, резко застегнула молнию. – Пусть тебе другая дура сиськи теребит, а мне допросы не нужны. Я не хочу я жить с той, которая мне не верит. Не веришь, значит, не любишь. А без любви, какие могут быть отношения?

– Погоди, сестрёнка, я же только спросила… – Вера вылезла из-под одеяла и, как была, голая, побежала за Костей. Схватила её сзади в объятия, начала целовать, в шею, в щёки, в макушку.

– Ну, прости, прости, больше не буду. Забудь, что я говорила. Это так, от нервов. Пошли спать, – твердила Вера, увлекая подругу в спальню.

Левицкая, расположившаяся на диванчике у входной двери, приоткрыла один глаз и, удостоверившись, что конфликт исчерпан, спокойно уснула.