Умозрение философии

Растрачивали убого.

Не на подкасты и аудиокнижки,

Прослушиваемые по дороге,

А на изливание вычурной страсти,

Ругательств, воплей, стенаний.

Вместо пары часов каждодневного счастья

Умных мыслей и знаний.

Не хочет народ добровольно само-

совершенствовать себя ныне,

Но местные власти продолжают упрямо

Пробчатый трафик волынить.

Решили, по-видимому, пока люди

Не «самоусовершатся»,

Никто из них никогда не будет

Заторами заниматься.

И будут пробки тянуться куда-то

За горизонты событий,

И будут звонче людские маты,

Всё злобней и ядовитей.

Зенон и фиги

Зено́н Кити́йский сто́ик был — не повезло:

Пришлось создать стоическую школу.

Жить просто, без семьи — ещё куда ни шло,

А без рабов!.. — Вот где ни по приколу!

Хотя в Афинах древних жизнь таки была

Не хлопотной: вино, гетеры, фиги.

Вино разбавлено; гетерам несть числа;

Фиг до фига. Отсутствовали книги.

Гетер Зенон как стоик не любил,

Вино он сильно разбавлял водою.

А фиг ел много, сколь хватало сил

Себя замучивал он фи́говой едою.

Ел их зелёными и спелыми. Порой

Ехидно звал плоды сии инжиром,

А коль хотел сказать кому, что тот тупой,

То обзывал смоковницею сирой.

Выходит этика Зенона и его

Божественные логосы и фатум —

Всё как бы порожденье фи́гово́,

Зачато в несварении проклятом.

* * *

И волкам, и собакам юным

Выдан был от начала мира

Дар стремленья ко вкусным лунам,

Что подобны головкам сыра.

Их, животных на вид суровых,

Лик луны восхищает очень —

В полнолуние псы готовы

Вторить воем феерии ночи.

На свободе ли волки скачут,

Иль в неволе бряцают цепью —

Все тоскуют они, и плачут,

И дивятся великолепью.

И тоска их, и восхищенье,

И свобода, и несвобода —

Всё теряет своё значенье

В миг, когда велика природа,

В миг, когда кто-то звёздные руны

Рассыпает по ткани мира,

Зажигает вкусные луны,

Что подобны головкам сыра.

* * *

Избавь меня, Господи, от сомнений;

Сделай жизнь мою, Господи, тихой и ровной;

Излечи от терзающих размышлений

О ненужности нашей пустословной.

Дай зренье мне, Господи, да такое,

Чтоб в жизни жестокой и несправедливой,

Узреть проявленье Твое всеблагое

К нам, недостойным и суетливым.

Мясник и фартук

С утра открывая лавку,

Кивая редким прохожим,

Мясник, как писатель Кафка,

Весь чистенький и пригожий.

Он, день начиная рабочий,

Натягивает фартук,

Который отстиран не очень,

Старательно, но без азарта.

И фартук тот неприятен,

Как взгляд на невестку свекрови, —

Разводы от старых пятен

Напоминают о крови.

Но тут ничего не поделать,

Ведь смерть — это часть сюжета.

А фартук — обычная мелочь,

Его ремесла примета.

Мясник целый день в заботах,

Он мясо старательно рубит.

Проделывает работу,

Которую люди не любят.

Потом, выходя в перерыве

На перекур из лавки,

Он выглядит некрасиво,

Как Джек-Потрошитель, не Кафка.

Он курит и струйки дыма

Пускает в пространство туго.

А все, кто проходит мимо,

Обходят его по кругу.

Не то, чтоб какие-то черти

В глазах его строят рожи,

Но будто дыхание смерти

Отталкивает прохожих.

Суров и немногословен,

Как древний шумерский Ма́рдук,

Мясник не стесняется крови

Которой забрызган фартук.

Ведь вечером, закрывая

Пропахшую смертью лавку

Он снова станет, как Кафка…

А кровь? Ну, работа такая.

* * *

Двадцатый век… Ещё бездомней,

Ещё страшнее жизни мгла,

Ещё чернее и огромней

Тень Люциферова крыла…

А. Блок

Люциферовые тени — в двадцатом,

Сатанинские хвосты — в двадцать первом.

В каждом веке есть всегда годы ада,

Есть у нас, чем раздраконивать нервы.

Не увидим мы отличие счастья

От несчастья, а принцессы — от стервы,

Если только перед вёдро ненастья

Не расскажут, как оно в двадцать первом.

Numb3rs: «Всё вокруг — числа…»

Здесь мудрость. Кто имеет ум,

тот сочти число зверя, ибо число

это человеческое; число его

шестьсот шестьдесят шесть.

Откр. 13, 18

Чтоб описывать чудища, числа нужны и слова:

Восемь ног, восемь рук, восемь крыльев, одна голова.

Если как-то подкрасться, чтоб сверху его обозреть,

Восьмикрылого ангела сумеем в нём разглядеть.

Если ж взгляд на него мы откуда-то снизу бросим,

Он покажется бесом восемьсот восемьдесят восемь.

Слишком часто зависит от точки обзора ответ,

То ли дьявол парит пред нами, то ли дарящий свет.

Лучше забыть о восьминожии и восьмиручии вовсе,

Пусть останется ангелом восемьсот восемьдесят восемь.

В Откровениях сказано, умный да сумеет счесть

Числа зверя, которых не шестьсот шестьдесят шесть.

Бесконечное множество их, но они — просто слова.

Точек зрения тоже много, но есть одна голова.

* * *

Тешусь я мыслью неумной, что мир лихорадит

Лишь по одной причине:

Это в параллельных вселенных негры грабят

Книжные магазины.

Навеяное картиной Джека Ветриано

Чуть неглиже расшторив,

Посвечивая грудью,

Глядела на сонное море

И даль увлажняла грустью.

Ведь кофе уже наскучил —

Хотелось чего покрепче.

А море плохому учит —

«Давай уж напейся!» шепчет.

Напьюсь, непременно стану

Остатки вечерней грусти

Топить в глубине стакана —

Пока не напьюсь, не отпустит.

* * *