Умри сегодня и сейчас

Они уже забрались в кабину, когда со второго этажа открыли шквальный пулеметный огонь. Одна пуля мяукнула, отлетев от рамки зеркала, другая украсила лобовое стекло паутинообразной дырой. Но это были случайные огрехи. В основном били по двигателю и по колесам, били расчетливо и прицельно.

«Вольво» тяжело просела, из радиатора повалил черный дым.

– Сопротивление бесполезно! – пролаял неправдоподобно резкий и громкий голос. – У вас есть тридцать секунд на то, чтобы выйти из машины и сдаться. – Говоривший в мегафон откашлялся, что напоминало по звучанию серию выстрелов. – Машина находится под прицелом гранатометов. Будем считать, что десять секунд прошло.

– Что делать? – пискнула Вера.

– Стреляться, – угрюмо ответил Бондарь. – Сначала прикончу тебя, а потом себя. Годится?

– Пятнадцать секунд! – рявкнул радиоголос.

– Все, я зажмурилась, – пролепетала Вера.

Ее ресницы трепетали, как крылья умирающей бабочки. Взглянув на нее, Бондарь ощутил такой острый укол нежности, что у него перехватило дыхание. Девчонка и в самом деле приготовилась к выстрелу. Вместо того чтобы погладить ее по голове, Бондарь скомандовал:

– Вылазь.

– Восемь секунд! – торжественно пронеслось над притихшим двором.

– Без тебя – не хочу, – помотала Вера головой. – Раз уж стреляться, то вдвоем.

– Шесть секунд!..

– У меня патроны кончились, – вздохнул Бондарь, распахивая дверцу. Это была чистая правда, но даже если бы патроны остались, он никогда не сумел бы поднять руку на напарницу, столь мужественно приготовившуюся разделить с ним судьбу. Лучше физические пытки, чем муки совести.

– Три!..

Подавая Вере пример, Бондарь спрыгнул с подножки «Вольво» первым и бросил «Вальтер» под ноги. Этот простой жест потребовал от него немалых усилий. Расставаться с любимым оружием было все равно, что перестать быть самим собой.

– Ложитесь лицом вниз, – прогремел микрофон, – руки на затылок.

Бондарь подчинился без всякой внутренней борьбы. Ему не хотелось видеть врагов, одержавших над ним победу. Уткнувшись в камень, он прислушивался к многочисленным шагам и скупо радовался тому, что звучат они не слишком уверенно. Все-таки Бондарь здорово потрепал фашистское воинство. Восемь-ноль в его пользу. А все, на что они способны – это довести счет до 8:2.

Выходит, прощай, Вера Савич?

– А славно мы покуролесили в Эстонии! – произнес Бондарь, стремясь хоть чуточку подбодрить всхлипывающую напарницу.

В его затылок уткнулся ствол, еще один ввинтился под левую лопатку. Запахло эфиром. Бондарь инстинктивно дернулся, но на него насели всем скопом, закатили рукав, вонзили в набухшую вену иглу шприца.

– От чего прививка? – поинтересовался он.

Ответом был яростный удар в висок.

– Я уколов не боюсь, если надо уколюсь…

Удар прикладом по затылку.

Мысли в колокольно загудевшей голове Бондаря еще кое-как шевелились, но он не стал противиться воздействию впрыснутого препарата.

Пусть все… Пусть все закончится… Пусть все закончится скорее…

Глава 31 Век свободы не видать

Осторожно приоткрыв один глаз, Бондарь увидел высоко над собой серый потолок с тусклой лампой в стальной сетке. Открытие второго глаза не прибавило к этой унылой картине ничего нового, ничего обнадеживающего.

Бондарь устало сомкнул веки. Зачем глядеть, если все и так ясно… Четыре толстенные стены, стальная дверь, узкая отдушина под потолком, каменный пол. Когда-то давно здесь была келья монаха. Теперь ее оборудовали новой тюремной дверью с «намордником», провели сюда электричество, и келья превратилась в стандартную камеру заключения. Традиционная обстановка, независимо от того, в какой части света ты находишься. Место, о существовании которого подсознательно помнит любой сотрудник спецслужб.

Тюрьма. Каменный мешок. Клетка.

«Вот ты и попался», – сказал Бондарю внутренний голос.

«Да пошел ты…»

Фраза далась нелегко. В голове клубилась боль, глотка пересохла, язык был наждачным, как после чудовищной попойки. Ощущая, как его череп раскалывается от боли, Бондарь заставил себя сесть и осмотреться внимательнее. Его жизненное пространство сузилось до крохотного прямоугольника: пять шагов в длину, два – в ширину. Пахло плесенью, застарелой мочой и почему-то псиной. Пол в дальнем углу был усыпан мелким стеклянным крошевом. На противоположной стене был нарисован череп с гитлеровской челкой и усиками, а под ним надпись по-эстонски, которая была для Бондаря китайской грамотой. Под черепом валялся покрытый желтыми пятнами матрац.

Ощупывая и осматривая себя, он пришел к выводу, что его вроде бы не били, пока он находился без сознания. Одежда на месте, хотя в карманах пусто. Ремень и шнурки от ботинок исчезли – классическая, но бесполезная мера предосторожности. Вздумай Бондарь удавиться, он сплел бы веревку из лоскутов рубахи. Но планы у него были другие. Во всяком случае на ближайшее будущее.