Буря утихла так же неожиданно, как началась. Скорее почувствовав это, чем услышав, Глеб предпринял попытку встать. Безуспешно. Миллиарды песчинок, нашедших своё новое пристанище на мятежном штурмовике, плотно придавили его к земле. От расквартирования незваных жильцов в носоглотке, трахее и лёгких спас шейный платок, вовремя натянутый на лицо.
Находясь в полнейшей темноте и будучи частично дезориентирован, Глеб, вспомнив инструкции, пустил слюну. Та смочила лишь платок, не растекаясь по подбородку – значить, верх за спиной. Глеб кое-как перевернулся в своей «могиле» и заработал руками. Земля была рыхлой, но её было много. Раздвинутая в стороны почва тут же замещалась осыпающейся сверху. Гребок за гребком слой земли уменьшался, но всё ещё был слишком тяжёл, чтобы позволить заживо погребённому под ним штурмовику подняться. Лёгкие окончательно опустели, а свет и не думал показываться сквозь сыпучую толщу. Глеба охватила паника. Пальцы, ощутив пустоту, отчаянно вцепились в землю под ними, но вместо упора получили лишь пригоршни ненавистной сыпучей грязи и снова погрузили вниз. Платок забился в рот, втянутый судорожными и бесполезными вдохами. В голове помутилось. Глеб едва понимал, что делает, что происходит… когда почувствовал давление на своём запястье. А потом рывок. Ещё. И тянущее усилие. Кто-то или что-то тащило его наверх, в мир воздуха и света, казавшийся секунду назад таким далёким, потерянным навсегда…
Собрав последние силы в кулак, Глеб выжал из своих мышц всё, на что те были способны. И земля разверзлась. Солнечный свет ударил сквозь всё ещё сомкнутые веки, воздух наполнил изголодавшиеся по нему лёгкие. Хватая ртом живительную газовую смесь и клубы пыли, Глеб выбрался из своего несостоявшегося захоронения.
- Ты кто? – донеслось сверху, приглушённое громко пульсирующей в ушах кровью.
Стоя на четвереньках, грязный и хрипящий, Глеб повернул голову и смерил спасителя взглядом.
Тот тоже походил на песчаную скульптуру, но прямостоящую и с автоматом в руках.
- Погоди… - присел спаситель, приглядываясь. – Да ты же тот самый, из «Саксонии»… Что за херь?
- Это чудо, - ответил Глеб, утерев грязное лицо не менее грязной ладонью. – Я жив, - медленно, стараясь не нервировать спасителя, поднялся он на ноги.
- Чертовщина какая-то, - отступил тот, не опуская ствол автомата, по-прежнему направленный в грудь «воскресшего» штурмовика.
- Где остальные? – окинул Глеб взглядом превратившуюся в гряду песчаных барханов дорогу, не желая вдаваться в подробности своего чудесного воскрешения.
- Я больше никого не нашёл, - помотал головой сборщик, продолжая отступать. – Кто ты такой?
- Рядовой Зарайски, - ответил Глеб, ища глазами хоть что-нибудь, способное указать на местоположение грузовиков с оружием. – Отдельный мотострелковый батальон «Саксония».
- Документы есть?
- Да, - расстегнул он внутренний карман и вынул синие корочки с красной звездой. – Бери, читай.
- Я уж как-нибудь отсюда, - достал сборщик бинокль, стоя в десятке метров от подозрительного мотострелка. – Покажи.
- Вот чудак, - усмехнулся Глеб, раскрыв удостоверение и вытянув его вперёд левой рукой, пока правая снимала хлястик с ножен.
Как только незадачливый проверяющий поднёс бинокль к глазам, тесак покинул ножны и, совершив несколько со свистом рассекающих воздух оборотов, почти по гарду утонул в груди сборщика.
- Извини, - наступил Глеб на тянущуюся к выпавшему автомату руку и вытащил засевший в лёгких клинок. – Всё должно было сложиться иначе.
Сборщик судорожно вдохнул и захаркал кровью, беспомощно лёжа на спине, с раскинутыми в стороны руками.
Глеб подобрал автомат:
- Но, знаешь, ты не одинок, - снова взглянул он на захлёбывающегося собственной кровью бойца похоронной команды и усмехнулся. – Забавно. Только подумай, все, с кем я общался за последние двое суток, мертвы. Моё звено, мой батальон, мои похоронщики, мой спаситель… Да... Но это начинает немного напрягать. Понимаешь меня? Вчера я был один из четырёх сотен. Сегодня я просто один. Это как-то… ненормально. Так ведь не должно быть. Что скажешь?
Сборщик, конвульсивно дёрнувшись, выхаркал очередную порцию лёгочной крови, тут же растекшийся по лицу и шее, сверкая на солнце рубиновыми сгустками.
- Да, - кивнул Глеб. – Чертовщина какая-то, - вздохнул он и указал на своего немногословного собеседника пальцем: - Знаешь, я никогда не мыслил себя вне подразделения. Всегда часть чего-то большего. Всегда в окружении сослуживцев и товарищей. И вот теперь, посмотри, - развёл он руками, - один посреди пустыни. Ни сослуживцев, ни командиров. Как думаешь, это и есть свобода? То, о чём Новак говорил? Мне некому подчиняться, и некому приказывать. Но, знаешь, я ума ни приложу, что теперь с этим делать, - Глеб прерывисто, жадно вдохнул, словно воздух вдруг обеднел кислородом, и провёл ладонью по лицу. - Ладно... Спасибо, что выслушал.
Красное море песка с барханами-волнами, пронзительная синева сверху. Только над Эр-Риядом плотные облака. Будто самому небо стало противно взирать на кровавую баню внизу.