– Да есть ли у тебя душа? Есть ли у тебя на самом деле душа, Бертальда? – выкрикнула она в лицо разгневанной подруге, словно для того, чтобы привести её в чувство после внезапного приступа безумия или умопомрачающего кошмара. Но когда она увидела, что исступление Бертальды всё растёт, когда отвергнутые родители в голос зарыдали, а всё общество, споря и негодуя, разбилось на партии, она с таким сдержанным достоинством испросила позволения взять слово здесь, в доме своего супруга, что все вокруг смолкли, как по мановению волшебства. Она встала во главе стола, где раньше сидела Бертальда, смиренная и вместе с тем гордая под взглядами окружающих, и обратилась к ним со следующими словами:
– О люди, глядящие на меня с такой злобой и растерянностью, вы, так жестоко разрушившие мне праздник! О боже, я ведь даже понятия не имела о ваших нелепых обычаях, о вашем бесчеловечном образе мыслей и, должно быть, до конца своих дней не смогу с ними смириться. Не моя вина, что я взялась за всё это не с того конца, поверьте, дело только в вас, хоть вы и не желаете этого понять. Поэтому мне почти нечего сказать вам, но одно я сказать должна: я не солгала – в этом даю слово. Я не могу и не хочу приводить никаких доказательств, но слово своё я готова подтвердить клятвой. Мне сказал об этом тот, кто заманил Бертальду в воду, унёс её прочь от родителей и потом положил на пути герцога на зелёную лужайку.
– Она колдунья, – крикнула Бертальда, – ведьма, она водится со злыми духами. Она сама призналась в этом!
– Нет! – сказала Ундина, и во взгляде её отразилось целое небо невинности и искренности. – Никакая я не ведьма, взгляните на меня сами!
– Ну, тогда она обманщица и хвастунья, – перебила её Бертальда, – не смеет она утверждать, что я дочь этих простых людей. Мои светлейшие родители, прошу вас, уведите меня из этого общества, увезите меня из этого города, где все только и норовят высмеять и опозорить меня.
Но старый герцог не двинулся с места, а супруга его сказала:
– Мы должны знать, как всё обстоит на самом деле. И боже меня сохрани сделать хоть шаг из этой залы, прежде чем мы не узнаем всю правду.
Тут старая рыбачка приблизилась к герцогине, низко поклонилась ей и молвила:
– Вы сняли у меня камень с души, высокая, благочестивая госпожа! Вот что я вам скажу: если эта сердитая барышня – моя дочь, у неё на спине между лопатками должно быть родимое пятно в виде фиалочки и такое же на левой ступне. Может быть, она благоволит выйти со мной из залы.
– Не стану я раздеваться перед мужичкой! – надменно воскликнула Бертальда, повернувшись к ней спиной.
– А передо мной придётся, – строго возразила герцогиня. – Вы последуете за мной, сударыня, в соседнюю комнату, и эта славная старушка пойдёт с нами.
Девушка надменно отвернулась от старухи рыбачки
Они скрылись втроём, а все прочие остались в зале в молчаливом ожидании. Вскоре женщины вернулись, лицо Бертальды было мертвенно-бледным, а герцогиня сказала:
– Право остаётся правом; посему объявляю, что хозяйка этого дома сказала правду. Бертальда – дочь рыбака, и это всё, что вам надлежит знать.
Герцогская чета удалилась со своей приёмной дочерью; рыбак и его жена по знаку герцога последовали за ними. Остальные гости разошлись в молчании или тихо перешёптывались, а Ундина с рыданиями упала в объятия Хульдбранда.
Глава двенадцатая
О том, как они покинули имперский город
Господин фон Рингштеттен, по правде сказать, предпочёл бы, чтобы в этот день всё сложилось по-иному; но и так, как оно вышло на самом деле, было не столь уж неприятно ему – ведь его прелестная жена показала себя такой доброй, сердечной и незлобивой.
– Если я и дал ей душу, – говорил он себе, – то она оказалась лучше, чем моя собственная.
И с этой минуты он думал уже только об одном: как утешить плачущую Ундину и на следующий же день покинуть место, которое после сегодняшнего происшествия должно было ей опостылеть. Правда, суждения о ней были единодушны. От неё и раньше привыкли ждать всяких чудес, поэтому удивительное открытие относительно происхождения Бертальды не так уж поразило всех, и всеобщее неодобрение обратилось именно против последней и её необузданной выходки. Но обо всём этом рыцарь и его жена ничего не знали. К тому же и то и другое больно задело бы Ундину, а посему лучше всего было поскорее оставить позади старые городские стены.
С первыми лучами солнца у ворот гостиницы остановилась нарядная карета для Ундины; кони Хульдбранда и его оруженосцев уже били в нетерпении копытом. Рыцарь вывел из дверей свою красавицу жену; тут дорогу им заступила молоденькая рыбачка.
– Нам нет нужды в твоём товаре, – сказал ей Хульдбранд, – мы уезжаем.