Рыбачка горько заплакала, и тут только супруги узнали в ней Бертальду. Они тотчас же вернулись с ней в дом и услыхали от неё, что герцог и герцогиня так были разгневаны её вчерашней чёрствостью и резкостью, что отказали ей в своём покровительстве, оделив её, правда, богатым приданым. Рыбак тоже был ими щедро одарён и вчера же вечером отправился с женой восвояси.
– Я хотела пойти с ними, – продолжала она, – но старый рыбак, которого считают моим отцом…
– Он и есть твой отец, Бертальда, – перебила её Ундина. – Человек, который, как ты думала, чистил колодец, всё подробно рассказал мне. Он убеждал меня не брать тебя с собой в замок Рингштеттен и тут-то и проговорился об этой тайне.
– Ну хорошо, – сказала Бертальда, – мой отец – пусть так – мой отец сказал: «Я не возьму тебя с собой, пока ты не изменишь свой нрав. Ты должна прийти к нам одна через заколдованный лес; только этим ты докажешь, значим мы что-нибудь для тебя или нет. Но не приходи к нам знатной дамой, приходи простой рыбачкой!» Вот я и собираюсь поступить так, как он сказал; ведь все от меня отвернулись, и я теперь окончу свои дни бедной дочерью рыбака, в глуши у нищих родителей. А леса я и правда боюсь. Там, говорят, водится всякая мерзкая нечисть, а я так пуглива. Но что толку? Сюда я пришла только затем, чтобы попросить прощения у благородной госпожи фон Рингштеттен за своё вчерашнее непозволительное поведение. Я чувствую, прекрасная дама, у вас были добрые намерения, но вы не знали, как больно вы меня раните, и тогда у меня от испуга и неожиданности вырвались те дерзкие и безрассудные слова. О, простите, простите меня! Я ведь и без того уже несчастна! Подумайте сами, кем я была ещё вчера поутру, в начале вашего пиршества, и что́
я сегодня!Её слова потонули в потоке хлынувших слёз, и, так же горько плача, Ундина кинулась ей на шею. Прошло немало времени, пока растроганная молодая женщина смогла вымолвить слово; и первым её словом было:
– Ты поедешь с нами в Рингштеттен! Всё останется по-прежнему, только говори мне снова «ты» и не называй меня дамой и благородной госпожой! Подумай, ведь детьми нас обменяли; уже тогда судьбы наши переплелись, и мы сплетём их впредь так тесно, что никакая человеческая сила не разлучит нас. Едем в Рингштеттен! А там уж рассудим, как нам поделить всё по-сестрински!
Бертальда бросила исподлобья робкий взгляд на Хульдбранда. Ему стало жаль эту красивую девушку, которая оказалась теперь в таком бедственном положении; он предложил ей руку и ласково стал убеждать довериться ему и его жене.
– Вашим родителям мы дадим знать, почему вы не пришли, – сказал он и многое ещё хотел добавить по поводу славных стариков, но, увидев, что Бертальда при этом упоминании болезненно вздрогнула, умолк. Вместо этого он взял её под руку, усадил первой в карету, Ундину вслед за ней, а сам рысью поехал рядом, так бойко подгоняя возницу, что вскоре они оказались за чертой имперского города, оставив позади все тягостные воспоминания. И вот уже обе женщины с удовольствием любовались живописной местностью, по которой катилась карета.
Через несколько дней, уже к вечеру, они прибыли в замок Рингштеттен. Управителю и слугам было что порассказать молодому хозяину, так что Ундина с Бертальдой остались наедине. Они прогуливались по высокому крепостному валу и любовались лучезарной панорамой благословенной Швабии, раскинувшейся перед их взорами.
Тут к ним с учтивым поклоном приблизился высокий человек, и Бертальде показалось, что это тот самый колодезных дел мастер из имперского города. Сходство это выступило особенно ясно, когда Ундина сделала ему недовольный, почти угрожающий знак удалиться и он торопливым шагом пошёл прочь, покачивая головой, – совсем как тогда, – и исчез в ближнем кустарнике.
Ундина же молвила:
– Не бойся, милая Бертальда, на этот раз злой мастер не сделает тебе ничего дурного.
И она рассказала ей подробно всю историю, и кто она сама, и как старики потеряли Бертальду, и как там появилась Ундина. Вначале Бертальда пришла в ужас от этих речей; она решила, что на её подругу напало безумие. Но мало-помалу она убедилась, что всё это – правда, уж слишком связным был рассказ Ундины, слишком совпадал он со всем тем, что произошло, и, что самое главное, за это говорило то внутреннее чувство, в котором неизменно являет нам себя истина. Ей было странно, что, оказывается, и она сама живёт в одной из тех сказок, которые ей до сих пор приходилось только выслушивать. Она не сводила с Ундины благоговейного взгляда, но не могла избавиться от чувства ужаса, от чего-то жуткого, что вставало между ней и подругой. А за ужином не могла не удивляться тому, что рыцарь выказывает такую влюблённость и ласку существу, которое после всех этих открытий казалось ей скорее призраком, чем человеком.
Глава тринадцатая
О том, как они жили в замке Рингштеттен