Ундина

В таких обнадёживающих обстоятельствах пришла и миновала зима, и весна глянула в окно радостно настроенным людям своими светло-зелёными побегами и ясным голубым небом. Ей было так же хорошо, как им, им – как ей. Что же удивительного, что весенние аисты и ласточки пробудили в них жажду странствий! Однажды, гуляя, они спустились в долину к истокам Дуная, и Хульдбранд стал рассказывать о красоте этой могучей реки, которая, всё набухая и ширясь, течёт между цветущими землями, как на берегах её сверкает пышная пленительная Вена и с каждым шагом растёт мощь и величие реки.

– Как чудесно было бы проехать по Дунаю до самой Вены! – вырвалось у Бертальды, но она тут же спохватилась и, покраснев, умолкла, вновь обретая своё нынешнее смирение и скромность. Именно это и растрогало Ундину, и, движимая желанием доставить радость своей подруге, она сказала:

– А кто же мешает нам предпринять это путешествие?

Бертальда была вне себя от радости, и обе женщины сразу же принялись живейшими красками рисовать себе приятное путешествие по Дунаю. Хульдбранд присоединился к ним, но внезапно с тревогой шепнул Ундине на ухо:

– А ведь там снова начинаются владения Кюлеборна!

– Пусть только попробует появиться, – отвечала она со смехом, – ведь я буду рядом, а при мне он не решится причинить зло.

Тем самым последнее препятствие отпало; все начали собираться в дорогу и вскоре отправились в путь, бодрые и исполненные радужных надежд.

О, люди, не удивляйтесь, что всё всегда получается не так, как мы ожидали. Зловещие силы, подстерегающие нас, чтобы принести нам гибель, охотно убаюкивают намеченную жертву сладостными песнями и золотыми сказками, меж тем как спасительный посланец неба нередко повергает нас в ужас, громко постучавшись к нам в дверь.

Первое время они целые дни напролёт чувствовали себя удивительно счастливыми. По мере того как их барка спускалась вниз по величавой полноводной реке, ландшафт становился всё красивее. Но однажды, когда они плыли вдоль обычно приветливой местности, чью красоту уже заранее предвкушали, неугомонный Кюлеборн стал непрерывно показывать свою силу. Поначалу, правда, он лишь подразнивал их, ибо Ундине удавалось укоризненными словами усмирять встречный ветер и вздымающиеся волны, и могучий недруг покорно склонялся перед её волей. Но потом вновь и вновь возобновлялись его наскоки, и снова Ундине приходилось вмешиваться, увещевать, так что весёлое настроение путешественников порядком было испорчено. А тут ещё гребцы стали опасливо перешёптываться, недоверчиво глядя на трёх господ; и даже собственные слуги, заподозрив неладное, провожали своих хозяев настороженными взглядами. Хульдбранд частенько говорил себе: «И всё это оттого, что, когда человек и русалка заключают такой диковинный союз, это не может быть союз равного с равным».

Пытаясь снять с себя вину, как это любим делать все мы, он нередко думал: «Ведь я же не знал, что она русалка. То беда моя, а не вина, что меня неотступно преследуют причуды этой дикой родни». Подобные мысли в какой-то степени укрепили его мужество, но вместе с тем он чувствовал всё большее раздражение и испытывал всё большую враждебность к Ундине. Он смотрел на неё хмурым взглядом, и бедняжка хорошо понимала, что это значит. Однажды вечером, измученная всем этим и постоянными усилиями в борьбе с выходками Кюлеборна, она крепко уснула, убаюканная мерным покачиванием барки.

Но не успела она сомкнуть веки, как кому-то на судне почудилась сбоку у борта, где он стоял, безобразная человеческая голова, всплывшая над водой, и притом не плашмя, как у пловца, а торчком, будто на кол посаженная; но вместе с тем она продолжала плыть рядом с судном. Каждый торопился показать другому ужаснувший его предмет и встречал на лице собеседника такое же выражение ужаса, но руки и взгляд были устремлены в другую сторону, совсем не в ту, откуда ухмылялась и грозила омерзительная рожа. Когда же они, пытаясь объясниться друг с другом, стали наперебой кричать: «Гляди вон туда, нет, сюда!» – тут перед каждым из них представали все рожи, мерещившиеся прочим, и вода вокруг судна кишела этими страшными харями. Поднявшийся крик разбудил Ундину. Едва она открыла глаза, как всё скопище уродливых лиц сгинуло. Но Хульдбранд был вне себя от этих мерзких фокусов. Он уже готов был разразиться проклятиями, но Ундина устремила на него смиренно-умоляющий взгляд и тихо произнесла:

– Бога ради, мой супруг, мы на воде; не сердись на меня сейчас!

Рыцарь промолчал, сел и погрузился в глубокую задумчивость. Ундина шепнула ему на ухо:

– Не лучше ли было бы, мой милый, прервать это безрассудное путешествие и мирно вернуться в замок Рингштеттен?

Но Хульдбранд злобно пробормотал сквозь зубы:

– Значит, мне предстоит быть пленником в собственном замке, и свободно дышать я могу, лишь пока замурован колодец? Да пусть эта твоя дикая родня…