Унесенные блогосферой

– Ну тогда Вилкин скажет, что шакал тоже не так уж плохо, – парировала Вика, глядя на адвоката не менее ласково, правда, в ее глазах читались кроме нежности также и упрек, и ирония. – Все ведь все понимают, Даниил Дмитриевич…

– Что же делать? – всплеснул руками адвокат.

– Извиниться.

– Как?

– В прямом смысле. Не в метафорическом. Извините меня, господин Новоселов. Простите, господин Вилкин.

– Нет, ну что вы! – запротестовал Орлов и в голосе его отчетливо слышалась обида. – Это категорически исключено.

– Тогда судиться.

– И что будет?

– Скорее всего то же самое: «извините меня, господин Новоселов, простите, господин Вилкин». Но только по предписанию суда.

Вика с юристом еще немного поприпирались для виду, так как, конечно, ситуация была понятна и адвокату, и эксперту, но первый должен был донести позицию своего подопечного, а второй вразумительно ответить, почему на сей раз подопечный точно не прав. Совсем не прав. Безнадежно. Даже по меркам собственного адвоката. Ибо быть оскорбленным еще не повод оскорблять в ответ. Во всяком случае, ответное оскорбление должно быть как минимум изящнее предыдущего, до совершенной недоказуемости в суде. В конце концов Орлов засобирался. Пройдя мимо меня, он весело подмигнул, погрузился в свои каноэ и бесшумно растворился.

Сейчас мне очень хотелось слить на Вику шок от посещения кафедры и очередной встречи с Миллер и с Сандалетиным, но как только за Орловым захлопнулась дверь, зазвонил наш домашний телефон.

– Вадим, – удивился я, взяв трубку.

Вика редко кому давала домашний номер.

– Чего хочет, спроси? – попросила она, зарываясь в подушки на диване.

– Сказал, что едет сюда.

– М-м-м.

– Что «м-м-м»? Зачем он опять едет?

– Откуда ж мне знать. Приедет, скажет.

– Кажется, вы все уже выяснили?

– Он тебе не нравится? – вопросом на вопрос ответила тетка и прищурилась.

– А тебе?

Она подняла брови, изобразив на лице какую-то смесь ехидны и утконоса.

– Если не считать серьезных внутриличностных проблем, то ничего плохого я про него сказать не могу, – пожала плечами она.

Мне опять показалось, что Вика придуривается:

– А почему ты нервничаешь?

– Я? Нервничаю?

– Этот Вадим чуть ли не каждый божий день здесь ошивается.

– Человек брата потерял, что ты от него хочешь? – упорствовала она.

Я закатил глаза. Это становилось просто опасно.

– Вика, у меня от твоих поклонников уже зубы клацают. Со страху. Стальной лом перекушу – не замечу! Где ты их берешь таких… ужасных?

– Ты шутишь? – она улыбалась, и это только сильнее раздражало. – Какие поклонники?

– Давай по порядку, – терпеливо начал перечислять я. – Только что кое-как утихомирили Сандалетина, сразу появляется этот вампир. Миллер – это вообще огонь! Не разберешь, кто чья девочка! Более менее приличный человек – следователь Борис. Но все одинаково и игноре. И все смертельно обижены, ну кроме Бориса, пока, слава богу, но и до этого, наверное, не долго осталось. Ты вообще кого-нибудь кроме себя видишь?

Виктория посмотрела изумленно. Пару раз в жизни я бывал в Третьяковке и всегда обращал внимание на юношей и девушек, которые как привязанные до закрытия стоят перед какой-нибудь «Неизвестной» или одной из Шишкинских лесных чащ. Взгляд их выражает сложную смесь умиления, восхищения и удивления. Позже я выяснил, что так на картины смотрят студенты художественных училищ, – аналог «девочек Миллер» от живописи. На самом деле, по-моему, они больше позируют, чем смотрят сами, поэтому никогда не упускаю возможности «случайно» наступить на ногу или переложить в другой зал рюкзак такого истукана. Взгляд Виктории сейчас выражал ту же палитру эмоций, что у тех студентов в Третьяковке, когда они обнаруживали, что их вещи кто-то попер. Другими словами, взгляд зашкаливал изумлением.

– Почему ты так смотришь, – не выдержал я.

– Как так?

– Так, как будто… Черт! Если писать с тебя детектив, то я не знаю, какие человеческие черты тебе придать! У тебя их нет! Ты девушка Джеймса Бонда!

– Быть девушкой Бонда давно не модно, – хмыкнула она.

– А ну да, модно быть девушкой вампира, – не мог не съязвить я.

Виктория расхохоталась:

– Дорогой, вот ты моложе меня, а не знаешь, что вампиры тоже вчерашний день! – в легком тоне продолжала она.

– А что сегодняшний день?

– Сейчас модно падать в обморок, когда новый Шерлок Холмс – Бенедикт Камбербэтч – снимает шарф.

– Тебя шарфом не пронять, – проворчал я. – Тут кое-кто из трусов выпрыгивает, все без толку.

Конечно, злиться было невозможно, хотя и следовало. Она возвела долу невинные очи:

– Значит, я жду принца в трусах! Без трусов мне не надо. Кстати, а почему тебя это так волнует?

Я даже подпрыгнул от неожиданности.

– А правда, почему? Я же тут просто постоять зашел! Вика, мне с факультета хоть беги из-за всех этих обиженных и оскорбленных! Почему они все злятся? Ты не понимаешь? А я вот, личинка, как ты выражаешься, понимаю. Потому что на людей надо тратиться, а ты тратишься только на внешность и на работу. У тебя социальная слепота, вернее нет – у тебя социальная лень… Ты диванный тюлень.