Унесенные магией

— А у него, — Крамм, засмеявшись, указал на меня, — что надо, как у настоящего мужика, не болтается. А остальное и не жалко!

— Шутники, чтоб вас… — буркнул я и отошел в сторону.

Стоит признаться, что слова Молина меня действительно зацепили. Несмотря ни на что, Нарив мне определенно нравится. Более того, я вдруг заметил, что лицо Лары, оставленной в Агиле, стало тускнеть в памяти, стираться… А сквозь него все чаще стали проступать иные черты — очень похожие на Нарив. Дарен, я что — влюбляюсь? В кого? В женщину, действительно способную, как сказал Крамм, оторвать мне что-нибудь?

— Нет, ребята, — послышался сзади тихий голос Комила, — мне такие бабы не по нраву. Вот если бы тихую, спокойную… Чтоб хозяйство вела…

Ответом ему был взрыв смеха и предложение познакомиться с какой-нибудь овцой, высказанное Вассоном.

— Нарив… — Я подошел к женщине.

Она вопросительно посмотрела на меня.

— Спокойной ночи! — Резко развернувшись, я зашагал к остальным, чувствуя, что лицо заливает густая краска. Дарен, зачем я подошел к ней?

Вопреки всем ожиданиям и опыту всех прошлых дежурств, эта ночь прошла спокойно. Отдежурив свое время, я лег на землю и проспал до утра как убитый. И даже не хотел просыпаться, пока чей-то твердый сапог не ткнул меня в бок. Тут уж пришлось вставать.

Через реку переправились быстро. Единственное — на другом берегу оказалось, что к моему бедру, прямо через штаны, присосалась жирная черная пиявка. Пока отдирал ее, пришлось выслушать несколько сомнительных шуточек и предложений проверить, в целости ли остальное. Впрочем, этим предложением я не пренебрег — хвала Дарену, все оказалось в целости.

Снова в путь. Шаг за шагом продвигаясь вперед и буквально пробивая себе дорогу. Иногда, в редких просветах между листьями, на фоне неба уже виднелись далекие вершины гор. Почва понемногу становится каменистой. Ближе к середине дня те, кто шел впереди, наткнулись на огромный, вросший в землю камень. Поначалу мы даже испугались, что снова перед нами какие-то древние развалины, но камень оказался просто камнем… А к вечеру мы уже достигли и самих гор.

Джунгли давно остались позади. Густая растительность сменилась нагромождением скал всех форм и размеров, а бешеная гамма цветов — одним-единственным серым цветом, правда, разных оттенков. Лишь изредка глаз цепляется за пожухлый пучок травы или искривленный, словно в агонии, колючий куст, неведомо как уцепившийся корнями за голый камень. Вместо множества насекомых из-под ног с сухим стуком разлетаются мелкие камушки. Как только мы вошли в ущелье, идти стало легче и одновременно сложнее. Легче — потому, что теперь не надо бороться с зарослями за каждый шаг, не надо беспрестанно махать мечом, прорубая себе дорогу, не надо внимательно следить, чтобы на голову не свалилась какая-нибудь ядовитая гадость… Но и в ходьбе по мелким камушкам, толстым слоем покрывающим землю, мало удовольствия. Очень легко оступиться, поскользнуться… Всего за полдня двое, неловко ступив, уже подвернули ноги и ковыляют сейчас где-то в хвосте колонны. Да и, если не считать физические неудобства, все равно очень быстро устаешь от однообразно-серого пейзажа.

— Сюда! — Нарив указала на узкий, не шире пяти шагов, проход, ответвляющийся от основного ущелья. Указала и, только сделав шаг, тут же подняла руку. — Стой!

Ее глаза устремлены на небольшой выступ, нависший на высоте двух человеческих ростов над проходом, по которому нам следует идти. Что она там заметила? Обычный выступ, каких много… На краю лежит здоровенный, почти круглый валун… Что-то блеснуло в лучах солнца, еще не успевшего спрятаться за вершину у нас за спиной. Какое-то движение…

— Я — Нарив, жрица Роаса из Красного монастыря, сотник армии его величества Когана! — крикнула женщина. — Выйди и назовись!

Из-за валуна появился человек. Низкорослый, затылком еле доставший бы мне до подбородка, он одет в длинную, доходящую до колен кольчугу тусклого серого, сливающегося с окружающими скалами цвета. На голове человека такой же тускло-серый шлем, похожий больше на ведро, в котором вырезано отверстие для лица. Человек подошел к краю выступа и оперся на странной формы огромный топор, орудовать которым, пожалуй, и двумя руками тяжеловато будет.

— Я — Ямал, десятник армии его величества Дрогана. — Грубый голос отразился от скал гулким эхом и унесся куда-то дальше по ущелью. — Поворачивай прочь, ведьма! Через горы тебе и идущим с тобой прохода нет!

Нарив оцепенела. Лицо ее залила смертельная бледность, рот беззвучно открывается и закрывается…

— Что он сказал? — Молин дернул меня за рукав.

Рядом с ним, выжидающе глядя на меня, стоят Седой и Ламил.

— Сказал, что нас не пропустят, — ответил я. — И назвал Нарив ведьмой.

Седой грязно выругался.

— Если попробуем пройти силой, то все тут и поляжем. — Ламил задумчиво посмотрел на нависающий над дорогой выступ. — Будь там хоть десяток бойцов, идти под этот выступ — все равно что самим в пропасть прыгнуть.