Унесенные ветром. Том 2

– И однако же, когда я имел бесстыдство сделать вам подобное предложение, вы отказали мне от дома. Вы сопроводили свой отказ множеством очень сильных выражений, называли меня весьма нелестными именами и заметили мимоходом, что не желаете иметь целый выводок сорванцов в награду. Нет, моя дорогая, я не намерен растравлять рану. Я только удивляюсь причудливым поворотам вашего ума. Вы поступаете так не ради собственного удовольствия, но единственно для того, чтобы не пустить нужду на порог. Это доказывает верность моей точки зрения, что всякая добродетель – просто вопрос цены.

– О, как вас занесло, Ретт! Что ж, хотите меня оскорблять – вперед, но только дайте мне денег.

Ей уже дышалось свободнее. Будучи тем, кто он есть, Ретт, естественно, захочет помучить ее и посильнее уязвить, чтобы расквитаться за прошлые обиды и за сегодняшнюю попытку провести его. Ладно, она это снесет. Она снесет что угодно. «Тара» стоит того. На краткий миг для нее настало лето: жаркий день, в высокой синеве небес плывут сказочные дворцы из белых облаков, сама она лежит в полудреме на мягком клевере лужайки, окутанная ароматом цветов и деловитым гудением пчел. День близится к закату, вокруг тишина, и где-то далеко слышен скрип повозок, везущих домой работников с распаханных спиралями красных полей. Это стоит всего и даже больше.

Скарлетт вскинула голову:

– Так вы собираетесь дать мне денег?

У него был вид человека весьма собой довольного, а когда заговорил, в голосе прозвучала учтивая жестокость.

– Нет, не собираюсь, – сказал он.

До нее не сразу дошел смысл его слов.

– Я бы не мог дать их вам, даже если бы хотел. У меня при себе нет ни цента. И ни доллара в Атланте. У меня есть деньги, да, но не здесь. Я не говорю где и сколько. Но если я попробую выписать чек, янки склюют меня, как утка майского жука, и тогда никому из нас они не достанутся. А вы как считаете?

Она позеленела до безобразия, на носу вдруг выступили веснушки, а рот свело судорогой, как у Джералда в моменты убийственной ярости. Она вскочила с нечленораздельным криком, от которого сразу стих ровный гул голосов в соседней комнате. Ретт, как пантера, метнулся к ней и зажал ей рот своей тяжелой ладонью. Свободной рукой он крепко обхватил ее за талию. Она совершенно обезумела – пыталась укусить его за руку, лягнуть ногой, ей хотелось вопить от злости, отчаяния, ненависти, от мук сломленной гордости. Она извивалась в железных объятиях, сердце колотилось бешено, тугой корсет перекрывал дыхание. Ретт удерживал ее крепко и грубо, ей было больно, да еще эти пальцы жестко впились ей в щеки, стискивая челюсти. Лицо его побледнело под загаром, взгляд был тяжел и тревожен. Он оторвал ее от пола, подбросил себе на грудь и сел в кресло, зажав ее в коленях.

– Милая, голубушка, ради бога! Перестань! Тихо! Не кричи. Закричишь – они сразу вбегут. Успокойся. Ты же не хочешь, чтобы янки увидели тебя в таком состоянии?

Ей было все равно, кто и как ее увидит, сейчас для нее ничего не существовало, кроме острого желания уничтожить его, но тут ее одолело головокружение. Она не могла вздохнуть – так он сдавил ее, и корсет стал похож на быстро сжимающийся стальной обруч. Чувствуя на себе его руки, она затряслась от бессильной ярости. Затем голос его стал слышен смутно, а лицо над нею искривилось в тошнотворном тумане, который делался все гуще, пока не скрыл от нее и это лицо, и все остальное.

Когда же сознание слабыми точками стало возвращаться к ней, она ощущала только бесконечную усталость и растерянность. Она лежала в кресле, шляпки не было, Ретт похлопывал ее по запястью и с тревогой всматривался в ее лицо. Милый молодой капитан попытался влить ей в рот бренди из стакана, но пролил на шею. Другие офицеры топтались без толку вокруг, перешептываясь и разводя руками.

– Я, кажется, была в обмороке, – выговорила Скарлетт, и собственный голос испугал ее – такой он был чужой и далекий.

– Выпей-ка этого, – сказал Ретт, поднося стакан к ее губам.

Теперь она все вспомнила и хотела испепелить его взглядом, но вышло слабо – она слишком устала.

– Пожалуйста, ради меня, – просил Ретт.

Она глотнула, задохнулась и закашлялась, но он опять подставил стакан. Она сделала большой глоток, горячая жидкость обожгла горло.

– Думаю, ей теперь лучше, джентльмены, – сказал Ретт. – Я вам очень благодарен. Понять, что меня действительно ждет виселица, – это для нее оказалось чересчур.

Группа в синем зашаркала ногами и приобрела несколько смущенный вид. Энергично покашляв для порядка, офицеры ретировались. Молодой капитан задержался в дверях:

– Если я могу еще чем-то быть полезен…

– Нет, благодарю вас.

Он вышел и закрыл за собой дверь.

– Выпейте еще немного, – предложил Ретт.

– Нет.

– Пейте.

Она глотнула как следует, и тепло начало растекаться по всему телу, дрожащие ноги медленно стали наполняться силой. Она оттолкнула стакан и попробовала встать, но он придавил ее к креслу.

– Убери свои руки. Я ухожу.

– Нет еще. Подожди минутку. У тебя опять может случиться обморок.

– Пусть лучше на улице, чем здесь, с тобой.