– Да, более-менее.
Надо придумать, о чем говорить, вот только говорить трудно. Она еще была во власти своего поражения, и все, чего ей сейчас хотелось, – это лежать, закутавшись в эту теплую полость, и твердить себе: «Я не буду пока думать о «Таре». Подумаю потом, позже, когда будет не так больно». Хорошо бы натолкнуть его на какую-нибудь тему, которой он будет держаться всю дорогу, так чтобы ей оставалось только бормотать в паузах: «Ах, как мило!» или «Как замечательно придумано!».
– Мистер Кеннеди, я очень удивилась, встретив вас. Признаю, я была плохая девочка – не поддерживала связей со старыми друзьями, но я ведь не знала, что вы здесь, в городе. Кажется, кто-то говорил мне, что вы в Мариетте.
– У меня там дела, в Мариетте, куча дел! А разве мисс Сьюлен не рассказывала вам, что я обосновался в Атланте? И о лавке моей не рассказывала?
У нее осталось смутное воспоминание – Сьюлен что-то болтала про Фрэнка и какую-то лавку; но стоит ли обращать внимание на лепет Сьюлен, мало ли что она там наговорит. Главное, что Фрэнк жив и в один прекрасный день Скарлетт сбудет с рук свою сестру.
– Нет, ни слова, – солгала она. – А что, у вас есть лавка? Какой вы предприимчивый!
Фрэнк немного обиделся, узнав, что Сьюлен не предала гласности такую потрясающую новость, но от лести просиял.
– Да, у меня есть лавка, и очень, доложу я вам, хорошая лавка! Мне все говорят, я прирожденный коммерсант. – И он засмеялся самодовольно весьма противным смехом, похожим и на кудахтанье, и на хрюканье. Скарлетт это всегда раздражало. «Ну, расчванился, старый осел», – подумала она, но вслух произнесла, конечно, другое:
– О, вы можете добиться успеха в любом деле, за что ни возьметесь, мистер Кеннеди. Но как вы начинали, с чего? Когда вы у нас были, на позапрошлое Рождество, вы сказали мне, что потеряли все до цента.
Он основательно прокашлялся, подергал себя за бакенбарды и улыбнулся в обычной своей манере – нервно и робко.
– Это долгая история, мисс Скарлетт…
«Слава тебе господи, – обрадовалась в душе Скарлетт. – Может, ему хватит на всю дорогу». И вслух:
– Рассказывайте!
– Хорошо. Вы вспомнили, как мы приезжали в «Тару», охотясь за провиантом для армии. Ну и вот, вскоре после этого я перешел в действующие войска. То есть стал участвовать в сражениях. Какое уж там интендантство! В нем вообще не было нужды, мисс Скарлетт, ведь мы ничего не могли добыть для армии, и я подумал, что для крепкого мужчины самое место на передовой. Я прослужил какое-то время в кавалерии, недолго, пока не получил пульку в плечо.
Он выглядел очень горделиво, и Скарлетт откликнулась:
– Какой ужас!
– А, ничего особенного, кость не задета, – отмахнулся он. – Меня отправили дальше на юг, в госпиталь, и когда я уже почти поправился, янки устроили налет! Ну и горячее было времечко! Нас никто не поднимал по тревоге, но все ходячие помогали освобождать армейские склады и перетаскивать к путям провиант, амуницию и госпитальное оборудование, чтобы все это переправить в другое место. И едва мы успели загрузить один состав, как янки вошли в город! Вот так и было: с одного конца идут янки, а с другого мы удираем на всех парах. Какое горькое зрелище! Мы сидели поверх грузов на платформах этого поезда и видели, как янки поджигают припасы, которые нам пришлось бросить у вокзала. Знаете, мисс Скарлетт, они устроили пожар на полмили – все сожгли, что мы сложили вдоль путей. Мы сами-то еле ноги унесли.
– Какой ужас!
– Именно. Самое подходящее слово: ужас. Потом наши снова вошли в Атланту, и наш поезд тоже направили сюда. До конца войны оставалось всего ничего. И вот представьте себе, мисс Скарлетт: пришел состав, полный коек, одеял, матрасов, посуды, и никто на это добро не претендует. Я думаю, по правилам это все принадлежало янки. По-моему, таковы условия капитуляции, если не ошибаюсь. Да?
– М-м-м, – ответила Скарлетт неопределенно; она пригрелась и впала в дремотное состояние.
– Я до сих пор не знаю, правильно ли я поступил, – продолжал он довольно нудно. – Но я рассуждал как: все это добро им ни к чему, они бы, скорей всего, сожгли его. А наш народ заплатил за это солидные деньги, и, на мой взгляд, оно по-прежнему должно принадлежать Конфедерации или конфедератам. Понимаете, что я имею в виду?
– М-м-м…
– Я рад, что вы согласны со мной, мисс Скарлетт. Все-таки это на моей совести. Сколько людей говорили мне: «А, да брось ты, Фрэнк, забудь!» – а я не могу. Я не смог бы держать высоко голову, если бы считал, что сделал что-то противоправное. А вы считаете, я правильно поступил?
– Конечно, – сказала она, недоумевая, о чем толкует этот старый болван. Какая-то борьба с совестью. Раз человек дожил до таких лет, как Фрэнк Кеннеди, значит, он просто обязан был научиться не обращать внимания на такую чепуху. Но он всегда такой. Взбивает пыль по пустякам и вообще ведет себя как старая дева.