Унесенные за горизонт

- Вот и оставьте эти слова, а насчет убедительности оппозиции - вычеркните!

- Нет, ну каков идиот! - поделилась я впечатлениями о глупых, с моей точки зрения, замечаниях редактора Главлита с нашим заведующим книжным отделом В. Н.Топором. Член партии, он призвал меня, комсомолку, «быть поскромнее, посамокритичней и исправить все, что предложат».

Выпуск книги снова задержали.

Отец вскоре совсем свалился; болел он долго и мучительно, сперва в больнице, а потом дома. Он шумно и тяжело дышал, ноги у него распухли, горчичники, которые ему ставили на сердце, не помогали. Понимая, что умирает, он очень переживал, что не может проститься со своим старшим сыном, пропавшим, как он считал, из-за его проклятий. Хорошо хоть от Шурки с канала приходили письма.

В январе 1936 года отец скончался на руках у мамы - ему не исполнилось и шестидесяти. Похоронили его на кладбище рядом с церковью, в строительство которой он вложил столько сил и, как мне кажется, из-за которой очень многое сломалось в судьбах его старших сыновей...

Спустя месяц после смерти отца вернулся Алексей. Он появился поздним вечером, обросший, оборванный, грязный, в опорках вместо обуви, Оказалось, уйдя из дома, в тот же вечер он напился и пристроился ночевать на Павелецком вокзале. С работы Алексей «за пьянство» давно был уволен, но от родных это скрывал. В ту ночь устроили облаву на «бродяг». Тех, кто не смог указать места работы, тут же посадили в эшелон и отправили на лесозаготовки. Одежды не давали и, когда начались сильные морозы, отпустили по домам. Смерть отца, рассказ мамы, как тот, умирая, страдал от того, что не простился «с блудным сыном», - все это потрясло Алексея основательно [43].

В это время мы с Аросей учились на историческом факультете: я заочно, а он по моим учебникам и методическим разработкам. Получить диплом, не имея высшего образования, он не мог, но ему важна была не «корочка», а совсем другое. Я, стремясь в аспирантуру, училась на «скорую руку», лишь бы спихнуть предмет; он же вникал в материал основательно

- порой он мне пересказывал и одновременно растолковывал целые книги, благодаря чему экзамены я сдавала играючи.

Но в начале 1936-го года я снова забеременела. Арося был против аборта, боялся за меня, хотя закона об их запрещении еще не было, а главное, хотел второго ребенка. Так было принято решение, положившее конец моим мечтам о научной деятельности.

Эдик

Лето 36-го выдалось жарким. Я просто задыхалась в городе, и мы переехали к маме в Бирюлево, в новый дом, стоявший посреди уже большого яблоневого сада.

Вернулся со строительства канала Шурка, но ненадолго - ему было запрещено жить в Московской области, и вскоре он уехал работать в Таганрог.

Младший брат Ароси, Сея, окончив строительный техникум, поработав на строительстве завода «АМО», перешел на должность прораба дачного кооператива в Кучино. Строительство дач закончили досрочно. В благодарность правление предложило Сее свободный участок.

- Мне дача не нужна, а у вас скоро прибавление. Вы только представьте - свежий воздух, речка, парное молоко! - уговаривал он нас.

Поехали, посмотрели местность и - загорелись. Из Кучино возвращались переполненным поездом.

Сонечка прижималась головкой к моему животу и вдруг громко закричала:

- Мама, закрой рот, к тебе влетела ворона и стучит клювом по моей голове!

Вечером я объяснила ей, что скоро у нее появится «братец». Теперь, стоило Аросе вернуться домой с набитым портфелем, Сонечка бросалась нему:

- Ты мне братца принес?

Отныне куклы, наряженные в платьица, ее не интересовали - требовала мальчиков.

Очередной отпуск я взяла раньше декретного, так тяжело мне было. А Настю с Сонечкой по путевке, выданной мне в профкоме, отправила в дом отдыха «Матери и ребенка».

Как-то зашла в издательство, чтобы отправить им посылку с фруктами. Соня Сухотина, младший редактор, оторвавшись от бумаг, подняла голову:

- А, Раечка? Между прочим, - она сделала паузу и посмотрела на мой живот, - тебя дожидается какой-то симпатичный брюнет!

Вышла в приемную - Марк! Меня как будто горячим молоком облили. Осенью тридцать четвертого я была тоненькой и подвижной. Беременность меня не красила - я располнела, большой живот торчал вперед, задирая подол платья. Смутилась, потом разозлилась и бойко протянула руку:

- А, Марк! Какими судьбами? Надолго? - и с вызовом посмотрела в красивые черные глаза на смуглом узком лице.

Он не отвел взгляда, сделал вид, что ничего особенного во мне не замечает, лишь крепко пожал руку.

- Я уже свободна! Можем прогуляться, - предложила я, и он с радостью согласился. Болтаем о пустяках: о погоде в Москве и Харькове, о предстоящих отпусках, возможном месте отдыха. Дошли до ворот. Я увидела, что подходит трамвай, и вдруг побежала к нему. Вскочила на переднюю площадку и помахала Марку рукой - будто страшно куда-то спешила [44]...

Бирюлево-Товарная - огромная станция с большой сетью путей для переформирования поездов - в то время не имела переходного моста. Пассажиры, жившие на нашей стороне, вынуждены были пробираться под вагонами.