Унгерн. Демон монгольских степей

Двое пехотинцев-баварцев из ландверного полка, что остались бодрствовать у пулемёта, тоже задремали, убаюканные ночной лесной тишиной. Ранее они воевали в Альпах с итальянцами, чьи стрелки немало заботились о комфортности жизни на войне. По крайней мере, итальянцы ночные гадости ни германцам, ни австрийцам не устраивали. Но «проза войны» в Карпатах оказалась совсем иной.

Баварцы не замечали, что в какой-то сотне-другой шагов от них за дозором наблюдают люди в малоприметных в ночных сумерках чёрных лохматых папахах. Охотники действительно потратили не один час, чтобы окончательно убедиться, что второго боевого дозора неприятель вдоль тропы не выставил.

Только после этого сотник, пошептавшись с урядниками, приказал разведке разделиться. Тройке казаков приказывалось бесшумно снять пулемётчиков. Остальным — перебить тех, кто устроился на ночлег в яме. И взять языка, желательно в офицерских или унтер-офицерских погонах. Казаки разделились и стали бесшумно заползать в тыл баварцам. Когда всем стало ясно, что они вышли на цель, один из нерчинцев тихонько присвистнул, как ночная птица.

Боевой дозор так и не проснулся. Связанный конной уздечкой унтер-офицер баварцев ошалело водил глазами по сторонам, издавая какие-то звуки через кляп во рту. Унгерн приказал ползком тащить его вниз, забрать оружие дозорных, а самое главное — «максим» с несколькими пулемётными лентами в коробках. Команда охотников, не наделав в ночи шума, удачно вернулась с ценной добычей.

Пленного допрашивал сам сотник, для которого немецкий язык был вторым родным после русского. Баварец оказался крайне удивлён, когда на немецком языке, правда с каким-то акцентом, его стал допрашивать русский офицер, звёзды на погонах которого говорили о капитанском чине:

   — Ваше звание?

   — Старший унтер-офицер, господин капитан.

   — Какого полка? Его номер. И откуда он прибыл на Восточный фронт?

   — Баварский ландверный. Такой-то номер. Раньше воевал в Альпах напротив Трентино.

   — Давно прибыли в Карпаты?

   — Две недели назад, господин капитан.

   — Состав полка вам известен?

   — Да. Он штатного состава. По пути в городе Аугсбурге его пополнили до штата запасниками-баварцами.

   — Пулемётов много в полку?

   — По четыре «максима» на каждую роту, господин капитан.

   — Кто обороняет перевал?

   — Одни батальон, в котором я служил. Мои документы перед вами. И ещё сапёрный взвод из венгров.

   — Артиллерия на перевале есть?

   — Есть. Батарея горных орудий. Перевозится на мулах. Прислуга из германцев.

   — А где же австрийцы?

   — Мы их сменили, господин капитан.

   — Можете на схеме перевала показать пулемётные ячейки и позиции горной батареи? В противном случае я прикажу вас расстрелять.

   — Могу, господин капитан. Ведь я у вас в плену...

   — Почему ваш дозор спал?

   — Мы думали, что русские воюют как итальянские альпийские стрелки. И по ночам спят.

   — Тут не Альпы. У вас, унтер, есть ко мне какие-то вопросы перед отправкой на сборный пункт военнопленных?

   — Только один вопрос. Господин капитан, где вы научились так чисто говорить на немецком языке?

   — Это мой родной язык. Я немецкий барон, но родившийся в России и служащий ей.

   — Но вы ведь воюете против Германии? Против немцев?

   — Что из этого. Все мои предки давали присягу на верность российской императорской короне. А не короне королей Пруссии. Я природный россиянин...

Исчезновение старшего в «ликвидированном» боевом дозоре вместе с «максимом» наделало много шума среди защитников перевала Безымянный казачий. Но поскольку нерчинцы больше не тревожили баварских пехотинцев, те за несколько дней основательно растеряли вспыхнувшую осторожность. А тем временем 1-й Нерчинский казачий полк сосредоточился перед перевалом. За эти ночи удалось подтащить поближе к перевалу полубатарею трёхдюймовых пушек.

Орудия ночью хорошо замаскировали. Старшие орудийных расчётов получили точно установленные цели. О большем артиллерийским офицерам не приходилось и мечтать.

Атака перевала началась на рассвете, когда предутренний туман скрыл казачьи цепи, которые подползли как можно ближе. Но не настолько близко, чтобы быть замеченными часовыми и поражёнными осколками своих же пушечных гранат. Всё складывалось вполне удачно.

Ранним утром бой за перевал начался с огня трёхдюймовых орудий. Артиллерийская поддержка атаки получилась невиданной силы — по три десятка снарядов на ствол. Да и к тому же пушкари били прицельно. Им не приходилось выжидать ответной пальбы немецких горных орудий и пулемётных точек, засекать их расположение и только после этого начинать пристрелку. Допрошенный Унгерном унтер-офицер дал действительно точные данные, цена которым равнялась многим десяткам человеческих жизней.

После того как разрывы снарядов покрыли позиции баварской пехоты на перевале, 1-й Нерчинский полк пошёл в атаку. Подъем в гору на несколько сотен шагов, напряжение боя основательно измотали людей за время приступа. Всё же они под пулями дружно ворвались в немецкие окопы и в рукопашной схватке овладели ими. Неприятельские пехотинцы, не выдержав рукопашной схватки, скатывались вниз и бежали к ближайшей пологой горной вершине.