Уничтожить

– С тех пор как приехала Присцилла, каждый день, – ответила она, затем подошла и обняла его. Когда их языки соприкоснулись, он положил руки ей на попу, и на этот раз Прюданс не напряглась, напротив, прижалась к нему еще крепче и тоже положила ему руки на попу.

Через десять минут они уже были в постели, и, когда он вошел в нее, она пролила пару слезинок, а еще застонала несколько раз и в конце почти сорвалась на крик. Потом они бесконечно долго лежали рядом, глядя друг другу в глаза.

8

Когда они решили встать, уже почти совсем стемнело. Они сели в общесемейном пространстве. Поль налил себе “Джек Дэниелс”, Прюданс предпочла мартини. Была ли это та самая Прюданс, которую он знал, когда им было по двадцать пять? В общем и целом да, и снова стать одной плотью, как сказал бы апостол Павел, оказалось не так уж и сложно. Они потеряли десять лет, но это, в общем, не имеет значения; бесполезно думать о прошлом, даже о будущем бесполезно думать слишком много; достаточно просто жить. Тогда он заговорил на другую тему, сочтя ее более легкой, хотя она и занимала его мысли последние несколько недель: неужели она правда верит в викку? И надо ли ему воспринимать это всерьез?

Саббаты и ритуалы, сказала Прюданс, не так уж и важны, они просто дают возможность расписать год и провести время в компании единоверцев, как, впрочем, и все другие религии. А вот бог и богиня соответствуют фундаментальной реальности, полярность мужского и женского начал является основополагающим элементом в структурировании мира. Однако и это не все: помимо бога и богини, существует Единственный, первопричина, организующий разум Вселенной; к нему взывают лишь изредка на некоторых особых празднествах; в большинстве церемоний гораздо чаще упоминаются только бог и богиня, и многие верующие в своих духовных исканиях на этом и останавливаются.

А еще она твердо верит в реинкарнацию. Это все же показалось Полю странным, как будто на нынешнюю инкарнацию человек не возлагает более никаких надежд и просит второго шанса, второй раздачи карт – на его вкус, и одной с лихвой хватало, чтобы составить мнение о жизни; но ведь эта вера широко распространена по всему миру, половина человечества или около того строит свои цивилизации на этой основе. И на Западе многие до конца своих дней питают иллюзии, что их существование может радикально поменять курс и принять новый оборот; если рассматривать реинкарнацию вне всякого религиозного контекста, то она всего лишь крайняя форма этой идеи. Но все-таки как-то странно и даже неправдоподобно, заметил он, что человеку случается перевоплощаться в животное. Действительно, это большая редкость, согласилась Прюданс, люди, как правило, перевоплощаются в людей, а животные – в животных того же вида. Лишь избранникам судьбы выпадает возможность подняться или спуститься по лестнице существ.

Первая мысль, пришедшая в голову Полю, заключалась в том, что это отнюдь не глупо. Вторая – что в наши дни многие сочтут традиционное индуистское понимание реинкарнации и лестницы существ видовой дискриминацией. И третья – что развелось слишком много мудаков, это поразительный и неоспоримый феномен нашего времени.

– Ты проголодалась, дорогая моя? – спросил он немного погодя.

Да, она проголодалась и, более того, была не прочь поужинать в ресторане, выйти куда-нибудь, съесть что-то вкусное, может, тут, поблизости. Вот, например, “Синий экспресс” на Лионском вокзале, самое то, он такой умиротворяющий, классический, им пока лучше себя поберечь.

В “Синем экспрессе” в кои-то веки было пусто, их посадили за дальний столик, и как только они сделали заказ, Прюданс спросила его, как отец. Свежих новостей у него не было, но он полагал, что все нормально.

Дело в том, что Сесиль не сообщила ему, как развиваются события, она чувствовала, сама не зная почему, что на карту поставлено будущее брака ее брата и что сейчас не время говорить с ним о чем-либо еще, поэтому хранила все в себе, хотя дела были хуже некуда. Мрачные предчувствия Мариз в скором времени оправдались, и прямо на следующий день после служебного совещания ее перевели в ДИПИ, где коллеги сразу же дали ей понять, что синекура для нее закончилась.

В конце следующей недели, заехав к отцу в больницу, Орельен поразился, до какой степени ухудшилось его состояние. Мадлен сидела в глубокой прострации и оживала только, когда его кто-нибудь навещал. Она не выпускала его руку, и, уходя, он заметил, что отец крепко сжал ей пальцы, чтобы удержать ее; значит, он мог шевелить пальцами, раньше он этого не замечал; очевидно, он делал это только с Мадлен.